проглатывающие машины одну за другой, и мы попали в атмосферу абсолютной роскоши. Три небольших
подсвеченных фонтана с плавающими в них красными и желтыми рыбками, дополненных хитросплетением
цветников, создавали безупречный по своей красоте ландшафт. Прожектора освещали дом с гербом на
фронтоне, намекавшем на благородное происхождение хозяев особняка. Хотя Бирн был такой же нувориш,
как и я сам. Повсюду сновали вышколенные официанты в белой униформе, которые предлагали напитки на
любой самый изысканный вкус.
Мы поднялись по белым мраморным ступенькам в особняк. Швейцар почтительно распахнул для нас
створки дверей. В холле толпились мужчины. До меня донеслись разговоры о последней игре «Бостон
Брюинз». Я, не без удовольствия, отметил, что собравшиеся здесь значительно моложе меня. Это давало
повод надеяться, что не встречу старых знакомых. Как ни иронично данный факт звучит, однако меня пугали
в буквальном смысле именно старые знакомые. Те, кто в силу своего пожилого возраста был особенно
заинтересован в моей операции.
В зале было не менее трех сотен приглашенных. Венецианская штукатурка гармонично сочеталась с
паркетным полом с мельхиоровыми вставками в стиле Версальского дворца. Везде красовались полотна из
знаменитой в городе коллекции живописи Бирна, которую он постоянно приумножал, скупая картины
немецких экспрессионистов и французских импрессионистов. На балконе, окаймленном лепниной, оркестр
играл «Времена года» Вивальди. На столах возвышались пирамиды фужеров с шампанским.
Величественная хрустальная люстра висела на высоте семи метров над уровнем пола, обеспечивая
бриллиантам, которые гости выставили на показ, должный блеск. Дамы оживленно щебетали, обсуждая
свои последние приобретения. Причем та, что говорила, выглядела всегда более счастливой, нежели та, что
слушала ее в этот момент.
Я бросил взгляд на фуршетный стол. Гостей сегодня баловали омарами, мильфеем из морской
цикады, тимбалем с муссом из мадагаскарского перепела, парфе из морских ежей на голубой карибской
соли, рыбой баррамунди на банановом листе с сальсой из фруктов и многим другим.
Мы без труда нашли Шона: его рыжая голова возвышалась над гостями в правой части зала. Мать
Шона, как и каждый шестой житель Бостона, была родом из Ирландии, от нее он унаследовал типичную для
этой страны внешность: рыжие волосы, голубые глаза и белую кожу, покрытую веснушками. Рядом с ним
стояла хрупкая, словно статуэтка из саксонского фарфора, девушка. Белое платье закрывало ее длинную
шею и руки, лицо обрамляла кружевная фата. На вид невесте было не больше восемнадцати лет. Восточные
черты лица, оливковая кожа, иссиня-черные волосы, аккуратно уложенные в прическу. Она смотрела на
гостей глазами испуганной