– А потом? – спросил Перепелкин самого себя, но Вовка услышал.
– В киношку их пригласим! – сказал Вовка.
И Перепелкин стал думать о киношке.
Мысли Перепелкина
– Ты знаешь, – сказал мне Перепелкин, прочитав написанное. – Получается, что я был какой-то озабоченный и мог думать только о девчонках.
– Ну и что? – возразил я. – В то время мы все думали о девчонках. Наиболее продвинутые думали еще о портвейне, но и они в свободное время думали о девчонках.
– Я еще о книгах думал! – заявил Перепелкин. – Я тогда считал, что книги – это вредное вранье. Прочитаешь о благородном капитане Немо, который помогал бедолагам на необитаемом острове, а потом выйдешь на улицу и узнаешь, что Вовку посадили на пятнадцать суток. И что когда он выйдет, то Сашка с пятого этажа его точно зарежет.
Какой там капитан Немо! Вовка пошел учиться в вечернюю школу и устроился работать в котельной. Нет, уголь в печку он не швырял – там все на газе, чисто и скучно. Как-то раз пригласил Вовка сестру Сашки, Верку, к себе в котельную поболтать и вина выпить. А когда они выпили, то он, конечно, полез к ней под юбку и порвал ее. За порванную юбку Вовка получил в глаз, но выпившая Верка на этом не угомонилась, а побежала на улицу, встретила знакомого милиционера и сказала, что ее пытались изнасиловать. Вовку повязали и пригрозили сроком. Но дуракам везет. Ему попался хороший следак, который сказал, чтобы он переписал свое объяснение и выкинул все свои сексуальные фантазии и действия. А написать надо было так: шел, споткнулся, ухватился за юбку, она порвалась. А то, что синяк у Верки, так он тут вообще не при делах, она с синяком к нему пришла. А его синяк – это женская месть за испорченный наряд.
Это Перепелкин к тому рассказал, что такие новости и были главными в его жизни. Книжный мир существовал отдельно, речи по телевизору отдельно, школьные и родительские нравоучения отдельно, а вот Вовкины приключения и Нинкина грудь – это было главным.
Кстати, до Нинкиной груди Перепелкин все-таки добрался. Вечером в кустах. Помял он ее сначала через лифчик, потом без лифчика. Нинка была не против. Молчала и даже закрывала лицо руками – типа стеснялась. А Перепелкин мял грудь и думал, что это ему уже надоело, надо бы прекратить, но вдруг она обидится. Но тут Нинка и ляпнула:
– И что это вас всех туда как магнитом тянет!
Ага, вот тут Перепелкин и завелся. Кого это всех? И сколько у тебя таких было? Я, может, с чистой душой, а ты…
Нинка сказала что-то про козлов, застегнула кофточку и ушла.
Юрка потом объяснил Перепелкину, что надо было делать дальше, но к этому он еще не был готов. Хотелось чего-то чистого. Слово любовь во дворе не приветствовалось, и Перепелкин это думал про себя.
Район на район
Жил Перепелкин тогда на юге Москвы. Были такие острова хрущевских пятиэтажек, которые обрастали белыми девятиэтажными домами.