– «Медведь», как тебе баба, а? Это по твоей части.
Путята вплотную подошел к ней, долгим пристальным взглядом оглядывал ее худое от недоедание тело, впалые бледные щеки, потрескивающиеся губы, длинную темную косу. Ощупав ее своими большими руками, он разочаровано фыркнул и махнул рукой:
– А, не нужна мне такая. Худая как скелет, даже пощупать нечего, да и на лицо страшна. Забирай себе, коль хочется.
Женщина при этих словах вскрикнула, прижала младенца к себе. Нет, лучше умереть, но не дать тело свое на поругание лиходеям безбожным. Никита Федорович подошел к ней и с грозным видом протянул руки:
– Отдай мне младенца!
– Нет, ни за что! Лучше убейте прямо сейчас, но ни я, ни мои дети не попадут к вам в лапы!
– Смотри-ка, как наша курочка заговорила, – с усмешкой проговорил Каллистрат, но князь даже не обратил на него внимания.
– Последний раз повторяю: отдай мне ребенка или же я убью его на твоих глазах!
При этих словах она заплакала, дрожащими руками протянув плачущего малыша Никите Федоровичу. Тот осторожно взял ребенка и передал его Александру со словами:
– Выходи во двор да смотри лялю не урони, держи крепче.
Молодой человек покорно опустил голову и брезгливо взял младенца на руки, впервые ощутив в своих руках крошечное, словно комочек, тельце. Сам князь приказал женщина и оставшимся троим детям сидеть в горнице и не выходить никуда, иначе пуля из пищали положит конец каждому, кто выйдет на подворье. Сам он вместе с товарищами покинули двор и плотно прикрыли за собой дверь, подперев ее большой палкой.
– Что теперь делать? – удивленно спросил Путята.
Никита Федорович какое-то время молча глядел обезумевшими глазами на дом, не оборачиваясь, приказал:
– Поджигай, мне доносчики не нужны.
Александр усмехнулся, но так, словно желал заплакать, Петр кашлянул в кулак, но ничего не сказал, и только один «медведь» довольно присвистнул и с помощью огнива выжжег искру. Маленькое пламя разом метнулась по деревянным ступеням крыльца вверх, захватывая все больше и больше пространства. Затрещали бревна, из дома донеслись истошенные крики. Мужчины отбежали в стороны, дабы пламя не жгло их лица. На руках Александра заплакал младенец и задергался всем телом. Молодой человек на ухо прокричал Никите Федоровичу:
– Отец, возьми крикуна, сил больше нету!
– Погодь, сыне, не сейчас, – махнул на него рукой князь.
Разбушевавшееся пламя, подхватываемое ветром, рвануло вверх, со второго этажа посыпались осколки выбиваемых стекол, затем в раме показалась несчастная вдова. Размахивая руками, она кричала:
– Люди, помогите!