Любовь 24 часа. Салават Вахитов

как «когда я не могу получить поселились», гугл – «когда я не могу устроиться вниз», а рамблер – «когда я не могу разобраться вниз». Короче, пока в голове играла музыка, я пребывал в некоторой растерянности и никак не мог «разобраться вниз». То, что я увидел, политики называют «управляемый хаос»: в огромной комнате в произвольном порядке были разбросаны новенькие кожаные диваны и видавшие виды потертые театральные кресла, рядом с ними огромные деревянные катушки для кабелей, чуть подкрашенные, с вылезшими гвоздями, изображали импровизированные столы, по углам торчали уродливые манекены, посреди комнаты находилось нечто, напоминающее барную стойку, с кофейным аппаратом и чайником. Описание можно было бы продолжить, но и так понятно, что креативщики здесь поработали на славу. Люди в помещении тоже были. Одни, за баром, готовили себе завтрак, другие, за столиками, о чем-то не торопясь беседовали, третьи просто валялись на диванах. Никому до меня не было дела.

      – Где здесь рецепшен? – спросил я парня в потертых кроссовках, мечтательно задравшего ноги на спинку дивана.

      Тот вскочил, спешно протирая глаза, и, состроив серьезное лицо, невозмутимо ответил:

      – Здесь. Рецепшен – это я.

      Я решил ничему не удивляться. Так и так, говорю, мне забронировали у вас номер, хотелось бы заселиться. Парень задумчиво почесал в затылке:

      – А вы могли бы подождать с часик. Придет Настя и разберется, я здесь новенький и ничего не знаю.

      – Хорошо, – говорю, – я никуда не тороплюсь. Можно у вас хотя бы чаю попить?

      – Да, конечно. Заварка, сахар, кипяток – все в вашем распоряжении.

      Заварив пакетик «Липтона», я устроился в потертом кресле рядом с огромным зеркалом, прислоненным к бетонной колонне. В него можно было ненавязчиво наблюдать за обитателями полуподвала – парнями и девушками, явно творческого склада. «Скорее всего – музыканты и художники», – подумал я, вглядываясь в их нелепые прически, манеру одеваться и приставленные к стенам гитары. Лица – симпатичные и приветливые. Разговоры – о выставках и выступлениях. Несмотря на то, что молодежь располагалась небольшими островками в разных углах, создалось впечатление, что все они знакомы друг с другом.

      «Художники – самые беззащитные особи в животном мире, – подумалось мне, – они не носят камуфляжа. Чтобы выжить в диком мире, нужно приспособиться под него, слиться с его фоном, с рельефом, а они ярки, беззащитны и, пока юны, не ведают страха». По сравнению с ними я одет неприметно и ничем особо не выделяюсь из уличной толпы, я в своеобразном камуфляже и чувствую себя защищенным. Но здесь, в подвале, все по-другому: обыденная серость и неприметность не свойственна среде ярких индивидуальностей, и мне становится не совсем уютно. На меня оглядываются, на меня обращают внимание. Это все равно что белому зайти в бар для черных.

      Все же нахожу в себе мужество, чтоб не сбежать, спешно глотнув кипятку, и продолжаю