– Ну и к чему ты это все?
– А к тому, что значит сражаться с ней на равных можно.
– Давно пора. Только при чем тут самураи, не пойму никак…
– А при том, что жить надо по самурайскому кодексу, бусидо и прочая…
– На кой он нужен?
– На кой… Ну какие у тебя принципы в жизни есть?
– Много всяких…
– А конкретнее?
– Ну…
– Бабу бьешь?
– Бью.
– А она тебя.
– И она.
– Вот. Значит, не уважает. А начальство тебе премии давно выписывало?
– Давненько.
– Значит и начальство не уважает. Друзей много у тебя? Ну таких, чтобы настоящих, чтобы прям…
– Нет, конечно.
– Опять же хреново. Значит что?
– Что?
– Проблема в тебе. В твоих принципах. А вернее, в их дефектности и нестабильности, в необходимости их кардинального пересмотра и перестройки всего менталитета от А до Я…
Может быть, Николай вел свою речь и не такими высокопарными эпитетами, как ему того хотелось, но думал он именно так и искренне желал, чтобы его местами бессвязная речь лилась именно таким удивительным и прекрасным, хоть и малопонятным обычному человеку, потоком.
– Эка завернул…
– А что, не так?
– Так-то оно так…
– Ну вот. Значит, наливай.
Явившись вечером домой, Николай застал жену встречающей его в дверях и со скалкой. На этот случай в своей длани он сжимал глушитель от Михалычевского старого самосвала.
– Нажрался…
– А то! От несправедливости твой пришлось!
– Ну я тебе сейчас покажу козью морду, тварь такая… – и стоило ей только замахнуться столовой утварью на супруга, как оглушительный удар в челюсть глушителем буквально сбил ее с ног. И пока она, полусидя-полулежа на полу, пыталась прийти было в чувство, Николай отбросил орудие возмездия в сторону и начал кулаками так ее метелить, что затея по защите ее поруганной его пьянством чести канула в небытие, равно, как и множество других планов буйной супружницы.
Утром следующего дня Николай приготовился было получить отпор и даже начал, лежа в кровати, производить ревизию содеянного накануне «разговора с женой», как вдруг она показалась на пороге его комнаты вся синяя от побоев, но счастливая и с подносом в руках.
– Завтра в постель, – проворковала она, приближаясь к мужу. Поначалу он принял ее порыв за розыгрыш.
– Шутишь? – спросил он.
– Нет, дорогой, с добрым утром тебя, покушай пожалуйста.
Уже к обеду слухи о внезапном преображении жены Николая Орлова стали постепенно облетать колхоз, вызывая в воспаленных алкоголем умах мужчин дополнительные стимулы уважения к нему, а в неокрепших умах женщин – искреннее непонимание