Когда Насип переехал, мы всем посёлком помогали с реставрацией нового дома. Правда, людей становилось всё меньше и меньше с каждым годом. Посёлок и раньше не был большим, всего двадцать семей, а к моменту, когда старик Сарсеныч умер, осталось всего семь. Многие перебирались поближе к Уральским и Оренбургским заставам, находя работу на разрастающихся караванных путях. К тому же, извечная проблема с водой сгоняла многих фермеров с насиженного места, не смотря на все мои старания поддерживать в рабочем состоянии систему скважин и насосов, которую пробивал сам Насип со своей бригадой ещё задолго до Великой Катастрофы.
Если честно, я тоже любил путешествовать.
Мир стал пустынней. На многие сотни километров вокруг было практически невозможно встретить живого человека. Переродившиеся животные стали охотно обживать новые территории. Небольшие деревеньки, вернее их остатки, попросту исчезали с поверхности, с годами всё больше разрушаясь ветрами, водой и морозами. Заметались землей, которую тоннами переносили пыльные бури, и покрывались зарослями кустарников.
Тем интереснее и удивительнее было встретить новых людей, забраться как можно дальше, что бы посмотреть, а как удалось наладить жизнь тут, или там. Подсмотреть что-то новенькое, перенять опыт. К тому же, исчезли все условности и преграды между странами и нациями. Исчезли границы, можно было беспрепятственно объехать хоть весь мир, если знать через какие заставы и поселения двигаться. Всё это было очень удивительно. Но, не смотря на всё чаще повторяющиеся и более увеличивающиеся по времени путешествия, я всегда любил возвращаться домой.
Какая-то незримая привязанность всегда тянула меня обратно. Хотя бы раз в полгода – год я должен был вернуться назад. Позже, с годами, я начал понимать, что значили для меня эти моменты. Куда бы я не забрался, какие бы удивительные приключения не пережил, без пути назад, как и говорил Сарсеныч, я был не совсем полноценный человек. Этот дом, в небольшом, чудом поддерживающим в себе жизнь, поселении стал для меня некоей незримой опорой, которую я всегда должен был чувствовать под ногами, чтобы не забывать, кто я. Не забывать, что было в жизни. Не забывать, что значит добро и простое человеческое счастье – быть у себя дома…
Наконец-то дорога перестала петлять среди отвесных стен промытого в глине каньона, и белесой лентой устремилась на подъем очередного холма, минуя небольшую развилку.
Не смотря на открытый кузов УАЗ-ика, полуденное солнце было беспощадно. Не спасала даже моя широкополая ковбойская шляпа. Я уже несколько раз успел пожалеть о том, что не стал пережидать полуденный зной где-нибудь в тени. Но, как меня всегда учил Сарсеныч, любое решение существует в нескольких вариантах только на тот момент, когда ты его обдумываешь. Когда же ты начал действовать, то это есть единственный возможный вариант. Так что не надо впустую сожалеть о том, что могло бы быть или как следовало поступить.