Сцена первая
Утро. Ночью близко был пожар. В комнате беспорядок, мебель сдвинута с мест, всюду узлы с платьем и бельём, в окне сломана рама, стёкла выбиты, на подоконнике – горшок с цветком. Только что кончили пить чай. Среди комнаты, на большом овальном столе, погасший самовар, неубранная посуда. Дверь из комнаты в часовой магазин открыта, там возится, прибирая товар, Яковлев, человек лет 60-ти, кривой, с лицом евнуха, в жилете, в туфлях. В комнате – Полина разбирает платье, бельё; ей лет под 30, одета в тёмное, красива, двигается легко и бесшумно, кажется – строгой, даже суровой, смотрит исподлобья, но когда откроет глаза – видно, что она испугана, подавлена чем-то. Наташа, сидя у стола, читает газету и грызёт сухари. По лестнице с антресолей сходит Клавдия.
Клавдия. Наташа, ты бы помогла!
Наташа. Подожди, сейчас. И когда они успели написать столько!
Клавдия. О пожаре?
Наташа. Да. Удивляюсь.
Клавдия. После удивишься. Лучше помоги-ка. (Полине.) Это – куда?
Полина. Это – к Наташе, пожалуйста.
Наташа (через газету). Ну, чего вы торопитесь? Всю ночь не спали, устали…
Клавдия (уходя вверх). Ты что же, за всех собралась отдохнуть?
Наташа (осматривая комнату). «Как хорошо, что это бывает не каждый день, – подумала курица, когда повар начал резать ей горло».
Яковлев (из двери магазина). Полина, ты не видала, где часы из витрины, мраморные?
Полина. У вас в руках видела.
Наташа (читает). «Всё яростнее разливалась огненная река, превращая труды рук людских в прах». Люблю, когда еров много…
Яковлев (входя). Красноречие несчастию не подобает, тут нужно бы рыдая говорить, а они, пустобрёхи… Полина, а где ящик с гвоздями?
Полина. Не знаю.
Яковлев. Мало ты знаешь…
Наташа. Ну, где теперь найти этот ящик!
Яковлев (вынул часы, смотрит). Тут сейчас человек должен придти… (Замялся, сморщил лицо.)
Наташа. Человек? Возможно ли это, отец? К нам придёт человек?
Яковлев. А, ну тебя! Всё шуточки… (Идёт в магазин.) Смотри – актрисой будешь…
Наташа. «Аббат исчез, оставив маркизу в недоумении». (Взяв кусок хлеба, блюдце и ложку, развязывает банку с вареньем, ест. Полина, стоя на коленях, смотрит пред собою, шевеля губами.)
Клавдия (с верха). Наташа, ты опять насыплешь крошек в банку, а отец…
Наташа. Проберёт мачеху. Так и надо. Многоуважаемая мать моя – вы соизволите рассердиться когда-нибудь?
Полина (очнувшись). Мне пора обед готовить.
Наташа. Обед – это тривиально. Обеда не будет, а будет чай с различными вкусными добавлениями, об этом позабочусь я.
Полина. А если отец…
Наташа. «Здесь приказываю только я, – величественно произнесла маркиза».
Полина (уходя с охапкой одежды). Ну, как хочешь.
Клавдия. Она как будто всё больше дичеет, а ты с ней…
Наташа. Ах, оставь! Ещё и ты будешь меня моралью набивать!
Клавдия. Чего ты взвилась?
Наташа. Надоело! Ходит какая-то бутылка постного масла… от неё – тоска. Чертей не удивишь кротостью. Молодая женщина, недурна, а не умеет себя поставить…
Клавдия. Как это – поставить?
Наташа. Так. Тоже и ты, труженица, вышла замуж за привидение какое-то…
Клавдия (усмехаясь). Если мне нравится…
Наташа. Ну, миленькая, вижу я, кто тебе нравится!
(Полина входит торопливо, потерявшаяся, широко раскрыв глаза, за нею, в дверях, Стогов, мужчина лет за сорок, острижен ёжиком, виски седые, бритый, без усов, одет солидно. Говорит, держится спокойно, уверенно, с оттенком пренебрежения.)
Клавдия. Что вы, Поля?
Полина (бормочет). Вот, – Наташа… я не знаю…
Наташа (прищурясь). Что такое?
Полина. Вот этот господин… я сейчас спрошу… (Идёт в магазин, спотыкаясь, как слепая.)
Стогов (вежливо). С кем я могу говорить относительно найма квартиры?
Наташа. Какой