Марион. Мне всегда 13. Нора Фрейсс

начала снова, как будто бы исправляя ошибку: «Но я мама Марион. Марион Фрез – той, которая покончила с собой…» Он повторил: «Да, мадам. Почему вы мне звоните?»

      Я почти плакала от переизбытка эмоций: «Вы помните, в декабре вы отдавали мне ее оценки. Она была лучшей ученицей. А теперь я плачу, потому что ее больше нет». Он ответил: «Да, мадам. Но вам не следовало мне звонить». Я продолжала: «Что-то произошло накануне ее смерти. Вы же были там. Ее последний урок был у вас. Что произошло?»

      Я не могла ручаться, но, судя по сообщениям на «Фейсбуке», что-то стряслось именно во время того урока. Тебя донимали в раздевалке по поводу твоей груди и твоей одежды. Я хотела знать наверняка. Он уклонялся от ответа, повторяя, что не стоило ему звонить, а затем сказал ужасную вещь: «Мадам, жизнь продолжается».

      Не для тебя, Марион, не для тебя. И для нас она тоже никогда не будет прежней. Я принялась плакать: «Но я не понимаю. Марион говорила мне, что вы очень добрый… Может быть, вы хоть что-то знаете?» Он повторил: «Нет, мадам. Не стоило мне звонить».

      Я упрямилась: «Неужели вас не смущает то, что вы даете уроки тем, кто убил Марион?» Он ответил: «У меня не было выбора. Меня попросили продолжать – я продолжаю». Я даже не помню, попрощался ли он.

      Глава 5

      Мы остались одни

      «Зачем ты допытываешься?»

      Столкнувшись с безмолвием школьной системы, мы поняли, что должны вести битву за правду. Мы чувствовали себя настолько одинокими, столкнувшись лицом с тайной твоей смерти. Конечно, с нами были наши друзья, семья, учтивые полицейские, а главное – наш адвокат, месье Давид Пере, замечательный человек. Очень осмотрительный, он просто из кожи вон лез, не жалея своего времени, и всегда старался быть рядом.