– Дайте ему немного времени, – услышала она голос Пола Бигелоу, осторожный, почти нежный. – И себе самой тоже. Вы же не виделись целую вечность.
Закусив губу, Георгина кивнула:
– Да. – Она храбро сморгнула слезы с ресниц и с благодарностью взглянула на него: – Да, будь по-вашему.
Бой Два отделился от своего места возле буфета, взял графин вина и с вопросительным взглядом предложил сперва Георгине, потом Полу Бигелоу подлить в их бокалы. Оба согласно кивнули.
Пунка-валлах на один удар сердца замер – видимо, полагая, что уход туана Финдли был сигналом к тому, чтобы убирать со стола, – и снова принялся дергать за веревку; уютное поскрипывание опахала продолжилось.
Закинув локоть на спинку стула, Пол Бигелоу вытянул ноги и взял свой бокал.
– Была ли какая-то определенная причина, по которой вас отправили в Англию? Я не хочу быть бестактным, – быстро добавил он. – Это всего лишь… любопытство.
– А отец вам этого не рассказывал?
Глаза его сверкнули, он смотрел на нее поверх своего бокала и медленно сделал глоток.
– Мистер Финдли шотландец. Я англичанин. Мы не так много говорим о личном. Только о делах. – Его тонкие губы скривились в плутовской улыбке, которая, казалось, была для него типична.
Непроизвольно улыбнулась и Георгина:
– Простите. Я забыла.
Пол Бигелоу тихо рассмеялся.
Брови Георгины чуть сдвинулись, а взгляд блуждал по фарфору и серебру на столе:
– Считалось, что здесь, в тропиках, я лишь одичаю под присмотром местной прислуги. И что Сингапур не место для маленькой девочки.
Она рассеянно вытянула из хлебной корзинки лепешку чапати и принялась крошить ее над тарелкой.
Ребенку необходима не только крыша над головой, – звучал решительный голос ее тети. – Иметь во что одеться и чего поесть – это еще не все.
– Когда в том году разразилась холера, в городе почти каждую ночь грабили какой-нибудь дом, и участились нападения средь бела дня. И тогда отец позволил дяде Этьену забрать меня. К тому же перед этим был не очень благоприятный год в коммерческих делах, и отец вынашивал идею закрыть здесь филиал и вернуться в Индию.
– Однако не сделал этого.
– Не сделал. И я тоже пробыла там недолго.
У нее и до сих пор кровь бросалась в лицо, когда она вспоминала, с каким гневом, с какой строптивостью она отнеслась к дяде Этьену, тете Камилле и своим кузенам и маленькой кузине.
– Должно быть, я была ужасно взвинчена, – с раскаянием пролепетала она и взяла из корзинки еще одну чапати. – Еще тогда, когда дядя Сайлас приехал и забрал меня в Лондон.
На сердце у нее стало тепло и даже чуть тягостно при мысли о тете Стелле, привлекательной женщине со стальными глазами и темными волосами, как у всех Финдли. На первый взгляд холодная и строгая, когда это необходимо, она тем не менее с ангельским терпением делала все для