Через минуту я пошел назад, к ступенькам, и вскоре очутился в саду Перейры.
Ланч был накрыт на открытой террасе, затененной ветвями сливы. Полетта принесла salade nigoise[16]с листочками полевого салата и острым чесночным соусом.
– С большим удовольствием прочел ваши заметки, – доложил я. – Насколько я понял, ваша цель – добиться того, чего должен, по идее, добиваться хороший психоаналитик. Но при этом вы используете физиологические особенности самого мозга, он должен сам произвести изменения, взрастить их. Тот же психоанализ, только на биологическом уровне.
– Верно, – сказал Перейра, наливая мне в стакан газированной воды. – Но углубляться в научные дебри я не мог, лекция рассчитана на первокурсников. А вообще-то я двадцать лет отдал этой теме.
Я понимающе кивнул. Самого меня занимали совсем иные вещи, но я прекрасно понимал, насколько притягательна эта гипотеза.
– Когда вы учились, сеансы психоанализа практиковались? – спросил Перейра. – Лично с вами работали?
– Да, было дело. В ту пору в Англии Фрейд был наше все. Психоанализ использовался не только как метод лечения, во многих клиниках он служил главным ориентиром при определении диагноза. Даже в случае шизофрении.
– Кто проводил сеансы с вами?
– Докторша по имени Белсайз Парк. В Лондоне.
– Была в вас влюблена?
– А как же.
Он усмехнулся.
– Выпытывала, что вам снилось? Уточняла детали?
– Да уж. Это было не трудно. Снилось мне много чего. Приходилось иногда опускать подробности, дама все-таки. В частности, в эпизодах, где я оскопляю своего отца…
– Вы нарочно меня дразните, мистер Хендрикс.
Как правило, глубоким старикам свойственно снисходительное добродушие. Лукавые искорки в глазах, дрожащий от ласковой усмешки голос. Часто мне казалось, что это у них от успокоенности. Радуются, что уже вне игры, больше никаких бешеных гонок в угоду молодым амбициям. Перейра был не таков. Невзирая на угасание интеллектуальной силы, игровую площадку он покидать не собирался.
Полетта поставила на середину стола блюдо с нарезанными фруктами.
– А знаете, доктор, – продолжил Перейра, – мне бы хотелось, чтобы вы побыли еще. Возможно, я ошибаюсь, но, по-моему, вы оказались в сложной жизненной ситуации…
– А разве в жизни бывают иные?
– Я совсем старый. В могилу пора. И все-таки во мне пока жив молодой идеалист, тот начинающий врачеватель душ, каким я был когда-то. И я вижу, что вашу душу что-то тревожит. Скажете, я неправ?
– Я живой человек. Каждого из нас что-нибудь тревожит.
– Если