Вот и сейчас, чуть не с первых слов в разговоре с сыщиком, предложил показать, как легко он может выстрелить из его табельного оружия. Владимир Алексеевич благоразумно, до последнего патрона, разрядил свой пистолет и передал его безрукому. Тот без особого труда, прицелясь в окно, несколько раз щелкнул курком.
– Каково?
– А с молотком управишься? – равнодушно, как бы между прочим, забирая оружие, спросил оперативник.
Гудков метнул косой, подозрительный взгляд:
– Не-е… Молоток для меня – тяжело!
– Ты нам вот что скажи, Гудков: в тот самый день, когда произошло убийство, приходил ты к погибшей?
– Нет!
– А вот соседи говорят…
– Врут соседи! Ничего они не помнят! Со зла на меня наговаривают!
– А это что? – пригляделся сыщик. – У тебя на культе ссадина?
– Ерунда! – отмахнулся Гудков. – У меня каждый день повреждения…
И неожиданно с силой ударил другой культей по столу. На лопнувшей в месте удара коже тут же выступила кровь.
– Так вот появляются у меня ссадины, небрежно пояснил Гудков.
Собеседник был жалок и неприятен Владимиру Алексеевичу. Не из-за увечья, конечно. Отталкивала его суетливость, чрезмерная нервозность и… мстительность, горевшая в глазах. Оперативнику стало ясно, что у этого человека совесть нечиста.
Доказательство же Гудкова произвело странное впечатление и неожиданный для допрашиваемого эффект.
– Знаешь что? – задумчиво произнес сыщик. – Сдай-ка ты свою кровь на анализ нашим экспертам.
– Выходит, я – подозреваемый? – вскинулся Гудков.
– Да, подозреваемый, – спокойно сказал Владимир Алексеевич. – В числе других…
Группа крови Гудкова совпала с той, что была обнаружена на вещах в доме убитой, и его задержали по подозрению в убийстве.
Он долго запирался, все отрицал. Но однажды, когда Владимир Алексеевич предложил Гудкову нарисовать внутренний план дома его сестры, тот по ошибке (видимо, так напряженно он думал об одном и том же) изобразил расположение в доме убитой. Хотя, по словам самого Гудкова, он в том доме никогда дальше порога не бывал.
Сообразив, что он совершил роковую ошибку, задержанный попытался изорвать рисунок, а потом забился в бессильной истерике.
– Что с ним? – забеспокоился следователь Владимир Петрович Марин. – Может, вызвать врача?
– Не надо, – хладнокровно сказал Владимир Алексеевич. – Сейчас он расскажет всю правду о совершенном преступлении.
Действительно, Гудков вскоре успокоился и решительно произнес:
– Пиши, начальник!..
…В тот день Гудков с утра мучился похмельем. Денег же не было ни копейки. Сестра, у которой он гостил в райцентре, ушла на работу. За спасением от головной боли он решил обратиться к соседке, которая «выручала» его не раз.
Огородами, никем