– Ну, старик, поздравляю, с полем! – сказал граф. – Говорят, что Красотка хорошо скачет? Отчего она худа?
– В разлинке, батюшка ваше сиятельство, не перебрамшись!
– Это за красного, а Красотку дарю тебе за усердную службу.
– Много доволен вашей милостью, – сказал старик. – Навсегда вам слуга, ваше сиятельство!.. Сорок лет на коне сижу… Еще покойному дедушке вашему, графу Павлу Павловичу, служил верою и правдою; перед Богом не лгу… – продолжал он, утирая рукавом радостные слезы.
– Старик, продай мне Красотку, – сказал Бацов, подавая ей кусок пирога.
– Как продать-то, барин?.. Свой выкормок, сударь, батюшка, самому-то не при чем быть… на старости лет, ни роду, ни племени, одна племянница была – и тое Господь Бог прибрал.
– Ну, что ж? Ведь Красотка тебе не внучатная? – возразил Бацов.
Старик посмотрел вначале на Бацова, потом на Красотку, и потряс головой.
– Нет, сударь, не продажная!
Мы встали.
Часть вторая
• Спор. • Подозренный. • Карай и Азарной. • Травля. • Явление из болота. • Застава из благородного материала. • Плен. • Новооткрытый способ продовольствовать армию. • Ганька и Мотрюха. • Новый инструмент. • Предмет сатисфакции с бабушкой. • Ужин под столом. • Дверь невидимка. • Побег. •
После обеда между охотниками начался жаркий спор с различными шутками, прибаутками и прочими вариациями. Стерлядкин отпускал остроты насчет Бацова и ловко над ним подтрунивал; последний возражал, горячился, отбранивался, но все это было у него как-то невпопад, как говорят – «не в строку». Меня одолевала дремота, но уснуть не было возможности, потому что волею-неволею я обязан был состоять в роли свидетеля и посредника.
– Ну, ты, скажи, пожалуйста, так ли это все было, как я говорил? – обращался ко мне Атукаев, рассказывая о подвиге Чауса.
Вслед за тем Бацов, в споре со Стерлядкиным и прочими, приступил ко мне с умоляющим видом: «Ну, ты, как сторонний человек, уверь их, пожалуйста» – т. п.
Правду сказать, не видавши по дальности расстояния ничего, что делалось на той стороне котловины, я брал многое на совесть, но, не желая оставить в одиночестве бедного Луку Лукича, поддерживал его, сколько мог.
Вскоре, однако же, этим разговорам положен был конец. Вошел стремянной и доложил Атукаеву, что к нему припожаловал пастух Ерема.
– Ну, вот кстати; давай его сюда! – проговорил граф стремительно. – Вот вам, господа, и конец всем басенкам, – прибавил он, обратясь к Бацову и Стерлядкину. – Верно, есть подозренный.
С этим словом в отворенную настежь дверь протиснулся необычайного вида человек. Ростом он был – косая сажень, лицом страшен, борода всклочена, в нечесаной голове торчали солома и ржаные колосья. Наряд его состоял из лаптей, посконных затасканных портов и побуревшего сермяжного полукафтанья с множеством заплат и отрепанными рукавами; под мышкой держал