Протосеанс. Валентин Терешин

взвыл охотником, угодившим в собственный же капкан, заряженного на медведя, заметался по квартире и – тут же ужаснулся от мысли, что цветы, прикупленные им еще днем, сейчас как никогда пришлись «к месту» – это целая ванна рассыпанных по воде роз. Он церемониально обсыпал теплый труп крупными алыми розами, проплакался и вышел на улицу, в ночь. Надышанный странной жизнью дом точно вытолкнул хозяина на мрачную, затихшую улицу, и он как раб Тьмы побрел к ближайшему перелеску. Отловил прилично одетую цацу – губы пельмени, огромная крепкая грудь, – и тем же разом облежал ее. Наминал бюст пока руки не отсохли… Но ее он отпустил с миром. Девица, наверное, даже и не поняла – как он после раскладывал этот странный свой поступок – что с ней могло случиться: шла себе, шла, потом вдруг споткнулась… ничего не помня встала себе и пошла. Эвергетова это самого поразило. В первый раз он заподозрил где-то рядом с собой присутствие опекающей силы.

           Ни к месту подбежала поджарая дворняга с белой манишкой на груди и заластилась к нему. На улице было пустынно, и Эвергетов посмотрел на нее сверху вниз – оценивающе.

      – Какая безупречная талия у тебя, кабысдох. А ну – за мной!

           В качестве привады он показал собаке кукиш и – шасть в кусты. Доверчивый песик нырнул вслед за ним. Там ему Эвергетов стиснул крепкой хваткой морду левой рукой, а рубящим ударом правой ладони переломил животине хребет. Собака обмякла и безжизненно опала на землю.

      – И вся-то недолга!

           Труп Лены в ту же ночь Эвергетов упаковал в черный саван и вынес тайно в дендропарк, закопал в хороводе тонкокорых берез, на метровой глубине, и могилу уравнял с землей, – так чтобы без горба, а в изголовье потрудился сделать «детский секрет» – толстые, герметично запаянные между собой стеклышки проложил её фотографией. При тайном свидании вновь тут Эвергетов мог смахнуть  верхний слой мягкой почвы, и – пожалуйста, с портрета, из-под земли, на него брызнет светлый образ безусловно единственного его любовного в этой жизни влечения. Любуйся им, как прежде, взасос! (Она же смотрит на тебя, на своего убийцу, как живая – доверчиво-детскими жизнелюбивыми глазами.)

           …Вернулся он с рассветом. Как безгласный удав вполз в свое теплое от недавней любви гнездо и несколько дней кряду не подавал никаких признаков деятельности. Точно тварь переваривал проглоченную крупную добычу.

           …Вера сделала паузу и глубоко вздохнула.

      – Я так понимаю, твои слова, – сказал я, – и Лена и всё, что было до нее, то был еще парад-пролог? И удав для продления своей физической сущности должен был мышковать?

           Вера едва уловимо качнула головой.

           Я подумал и догадался.

      – Кажется, я знаю кто может оказаться…

      – Нет, – замотала головой Вера. – Они уже были доступны на тропе приноровленной к нему охоты. Это четыре женщины. Если от них еще не поступали официальные заявления в органы, советую вам обратиться первыми. Адреса я назову.

           Надо сказать, Вера в этом месте