– В глаза не глядят: износились; мещане материи щупают.
– Как им иначе, коли подтиральная тряпка – не юбка; штанина – дранина; как зеркало, локоть.
– И задница даже зеркальная: вся!
Перелуплен карниз; мостовая – колдобина; в воздухе – многоэтажные брани; двор – дребездень; пригород же – гниловище; в изроинах поле; фронт – фронда.
Россия!
И жители Дрикова или Жебривого уж не глядели друг другу в глаза.
– Зато фортку в Европу открыли в редакции «Русские Ведомости»[3]: это все – для Европы-де, в пику Атилле и гуннам; зеркальная задница – против немецких манишек!
Взглянув на Терентия Титовича, становилось понятным, что – штука, что птицу в лет бьет.
– Приусиливать надо себя!
Укрывает усищами сталь, а не рот; но пускает, как блошек, свои фигли-мигли; и делает вид, – что калина-малина.
При этом он скрыть не старается вовсе, что эта малина есть мигля, а вовсе не корень:
– Эге!
– Ну-те!
– Вылечи!
– Тут – операция: и – тяжелейшая…
Видно, готовился он оперировать что-то, без речи над всей безмозгляиной перетирал сухие ладошки: до остервенения.
Раз с инвалидом, на дворике он рассуждал:
– Лошадина! Поди, – десять немцев убил свои видом, а вышел глазами в оленя… Обратно Варшаву возьмешь?
– Из Москвы-то легко брать Аршаву; вот нам было близко, да – склизко; да – ух!..
– Ты, послушай, – не ухай, а пушкою бухай!
На что инвалид (глаза – ланьи, а с пуд – кулаковина):
– Чортову куклу, Распутина, мы – улалалакаем!.. Тителев:
– В плеточки плеть расплетаете: обуха ими не сломите; обух на обух; таран на таран.
И уж песенка слышалась:
«Дилим-булит пулемет:
Корпус на Москву идет».
Все, бывало, сидит; тарарыкает громко диванной пружиною, прилокотнувшись к столу.
Что-то вымыслив, выскочит.
Чем промышляет?
Скорее откусишь язык и скорей тебе нос оторвет, как от красного перца, чем промысел этот поймешь; доживает достаток, ухлопанный врозваль, – не в дом; в кошеле – не Ремонт; там накуксились кукиши; пляшет язык трепаком приговорочным; фертиком руки; словами, как пулей, садит: Убивает – без промаха: экономический, шахматный, или логический это вопрос; а Карл Маркс, Вернер Зомбарт со Штаммлером, с Мерингом (четыре тома) – томищами пыжатся с полок.
И сам Фейербах, уже листанный, – там.
Подменяет дебатами книжными он материальный вопрос о домовом ремонте, о том, сколько он ассигнаций тебе отслюнявит.
Коробкин
Бывало, сухие ладошки свои перетрет:
– Этот культ ощущенья под вывеской опыта, – мистика.
И бородою нестриженой – под потолок, где журавль, паутина, повешен; карман – без синиц.
Никанор же Иваныч ладонь – под пиджак.
– А по-вашему – чч-то есть материя? Весь в паутиночках: тоже – материя. Тителев