Тысяча и одна ночь. Эпосы, легенды и сказания

ему: «О шейх арабов, будь терпелив и сдержи свою душу. Скажи мне, что у тебя есть из её одежды?» – «А какая одежда годится для этой девки? – воскликнул бедуин. – Клянусь Аллахом, и этого плаща, в который она завёрнута, для неё много». – «С твоего позволения я открою ей лицо и поворочаю её, как люди ворочают невольницу при покупке», – сказал купец, и бедуин отвечал: «Делай с нею, что хочешь, сохрани Аллах твою молодость! Осмотри её снаружи и изнутри, и, если хочешь, сними с неё одежду и погляди на неё голую». – «Сохрани Аллах, я взгляну только на её лицо», – сказал купец и подошёл к девушке, смущённый её красотой и прелестью…»

      И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьдесят седьмая ночь

      Когда же настала пятьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что купец подошёл к Нузхат-аз-Заман и, смущённый её красотою и прелестью, и, сев с нею рядом, сказал ей: «О госпожа моя, как твоё имя?» – «Ты спрашиваешь о моем сегодняшнем имени или о прежнем?» – спросила девушка. «А у тебя есть два имени?» – сказал купец, и девушка ответила: «Да, моё имя до этого было Нузхат-аз-Заман[117], а сегодня моё имя Гуссат-аз-Заман»[118].

      И когда купец услышал эти слова, его глаза наполнились слезами, и он спросил: «А есть у тебя больной брат?» – «Да, клянусь Аллахом, господин мой, – отвечала она, – но время разлучило меня с ним, когда он был в Иерусалиме». И купец растерялся, увидя её ум и нежность её разговора, и сказал про себя: «Прав был бедуин в том, что говорил!» А Нузхат-аз-Заман вспомнила своего брата, больного, на чужой стороне, и свою разлуку с ним, когда он был нездоров, и не знала она, что с ним случилось. И ей вспомнилось, как произошло у неё это дело с бедуином и что она далеко от матери и отца и своего царства, и слезы побежали по её щекам, и она не стала сдерживать их потока и произнесла такие стихи:

      «Где б ты ни был, храним да будешь Аллахом

      О ушедший, но в сердце вечно живущий!

      И да будет Аллах к тебе всюду близок,

      Охраняя от бед тебя и несчастий.

      Скрылся ты, и глаза мои так тоскуют,

      И струятся, и как ещё, мои слезы.

      Если б знать мне, в каком краю и стране ты

      Обитаешь, в каком дому или стане!

      Если жизни ты воду пьёшь, свеж, как роза,

      Мне напитком лишь горькие служат слезы.

      Если спишь ты когда-нибудь, знай, что уголь

      Ночи долгой лежит меж мною и постелью.

      Моё сердце все вынесет, – не разлуку –

      Все другое снести ему уж не тяжко».

      Услыхав сказанные ею стихи, купец заплакал и протянул руку, чтобы утереть слезы с её щёк, но она закрыла лицо и сказала: «Берегись этого, господин!»

      А кочевник сидел и смотрел на неё, когда она закрыла лицо от купца, хотевшего утереть слезы на её щеке. И он подумал, что девушка не даёт ему себя осмотреть, и, вскочив, подбежал к ней с верблюжьим поводом, бывшим у него, и поднял руку и ударил её по плечам, и удар оказался так