Глава 2
Эркель очнулся, вырванный из тяжелого забытья оглушающими раскатами грома. Бушующий снаружи ветер, словно злой, сорвавшийся с цепи и очумевший от свободы пес, рвал шторы на окне и гремел открытыми ставнями. В распахнутое окно хлестали потоки воды, и на полу образовалась лужа, сверкающая ртутным блеском во всполохах молний. Один край занавески, который неиствующий снаружи ветер вытянул в окно, намок, и, отяжелевший от пропитавшей его воды, прилепился к карнизу. Второй отчаянно вырывался, трепыхаясь и хлопая, словно птица крыльями, в зубах у пса-ветра. Но, несмотря на разгулявшуюся за окном непогоду, в опочивальне было душно и как-то тревожно, тягостно.
Повурукхавшись в постели, Эркель поднялся и подошел к раскрытому окну. Ветер, словно обрадовавшись новой игрушке, выпустил безвольно повисшую ткань занавески, и вцепился в длинные волосы мага, взлохматив каштановые пряди. Эркель раскинул руки в стороны и прикрыл глаза, отдаваясь во власть неукротимой стихии. Врывающиеся вместе с ветром водяные брызги оросили утомленное духотой тело прохладной влагой. Обволакивающая дурманом дремота нехотя отступила в темноту, под балдахин, нависший над смятой постелью бесформенной тенью. Жадной, ненасытной, питавшейся его кошмарами, охочей до ночных видений медузой парил он над широким ложем.
Эркель стоял, с удовольствием подставляя лицо освежающим потокам воздуха, ощущая, как дождь упругими струями хлещет по его обнаженным плечам, груди, животу. Стекающие по ним капли воды отражали электрические вспышки над замком, словно зеркальная чешуя, покрывающая стройное тело.
Понимая, что ложиться снова бессмысленно, Эркель, не зажигая огня, натянул брюки, сапоги и набросил на мокрое тело рубашку. Тонкая ткань, намокнув, приятно холодила тело. Перетряхивая массу густых каштановых волос, отяжелевших от влаги, Эркель вышел из своих апартаментов в темный замковый коридор. Ему не нужен был свет, чтобы ориентироваться в закоулках и переходах собственного дома. Даже не будь у него острого эльфийского зрения, он вряд ли бы потерялся в просторных, знакомых с детства, залах. Он знал каждую ступеньку, каждую трещинку на стенах, каждый поворот, и мог бы дойти до нужного места с закрытыми глазами. И первый Проводник был создан им не из собственной прихоти или опасения что-то забыть, а для тех часто меняющихся обитательниц замка, что скрашивали его холодное одиночество.
Но сейчас в его замке не было никого, кто мог бы пустой болтовней отогнать нарастающую скуку, чей смех, пусть ненадолго, но заставил бы его поверить, что он кому-то нужен. Хотя ему самому никто нужен не был.