Ося танцевал хорошо, но у него была плохая фигура, и это мешало.
Ада танцевала самозабвенно, как ребенок, забыв себя, вся перетекая в танец. Мир прекрасен. Мир создан только для того, чтобы любить ее, Аду, и все в ней кричало: «Любите меня! Держите меня, а то улечу!»
Леонард завидовал Осе, страдал. Старался не задерживаться глазами на ее ногах, передвигал взгляд на сидящих за столом. Старик и старуха – совсем древние. Но красивые. Дед – в черно-белом с прямой спиной, с изысканной тростью, прислоненной к креслу. Набалдашник трости – в виде головы собаки, выполненной из старого серебра. Дед сидит в кресле и держит руку на голове собаки. Как Мазепа.
Старуха похожа на орлицу. Нос слегка крючком, глаза – пронзительные, видят с любой высоты. От такого взгляда не спрячешься. Никогда не скажешь: бабка. Дама. На шее – жемчуг, крупный, слегка желтоватый. Не китайский, искусственно выращенный, а настоящий, со дна моря. И старуха – настоящая, как ее жемчуг. Знает всему истинную цену.
Здесь же за столом – мама Лиза и ее подруги, артистки Большого театра. Сорокапятки (сорок пять лет). Выглядят на десять лет моложе, но поезд ушел. Сорок пять – ни туда ни сюда. Счастья хочется, да где ж его взять. Все ровесники женаты, и Фима в том числе. Остается рассчитывать на разведенных и на вдовцов. Однако в сорок пять редко кто умирает. Значит, и рассчитывать не на что.
За столом присутствует третье поколение: Ада и ее подружки с мужьями и без мужей. Втягивают в себя еду как пылесосы. «Кипит прожорливая младость».
Дед смотрел мудро, как старый пес. Вот оно, племя младое, незнакомое. Деду досталась долгая жизнь со многими событиями. Он жил как Шереметьев и как Шеремет. Разница большая, но все-таки – это лучше, чем сидеть в эмиграции, стеная по ушедшему, и, уж конечно, лучше, чем не жить вообще. Значит, он все сделал правильно, выбрав компромисс. Не стал разбивать лоб о стену, как это делали его друзья, борцы за правду. И где они? И где он? За праздничным столом. Рядом с ним – жена, путеводная звезда, всегда светила в нужном направлении.
Перед ним – красавица внучка. Жалко, что дочь родила один раз. Хорошо бы иметь второго внука. Мальчика. Он пошел бы дальше, восстановил утраченное богатство. Хотя, если честно, сейчас не время для разворотистых натур. Разворотистые уходят в подполье (цеховики) или сидят по тюрьмам (спекулянты). Сейчас можно только продаться новой власти, и то не задорого.
Время правды еще не пришло. Но придет. Возможно, после его смерти. Дед верил в Бога и не боялся смерти. Считал, что смерть – естественный переход из одного состояния в другое. Смерть – это не точка, а запятая.
Застолье набирало силу.
– Лео, скажи тост! – заорала Мирка.
Леонард поднялся. Задумался.
– За корни, – произнес он. – За дедушку и бабушку.
– И за ствол! – выкрикнул пьяный Фима. – За маму.
– Тогда