– Да что ты, миленький, где ты здесь иудеев увидел? Мы же все православные как один, как и ты. Только вчера с Гришенькой перед образами молились в селе, что в-о-о-н за тем холмом. Гриша, что ж ты ему крест свой нательный не покажешь, чтоб, наконец, отвязался. А ты, казак удалой, спрячь револьвер свой и слезай с коня. Я тебе погадаю и воды дам напиться. Слезай!
Удача сопутствовала табору и дальше во всё время его кочевья с восемнадцатого и до начала двадцатых годов по степям, лесам и полям погрязшей в гражданской войне России. Однажды, когда кочевники остановились после долгого перехода на отдых на окраине небольшого села недалеко от города Уральска, случилось забавное, как нельзя лучше раскрывающее сущность Гриши. Пока цыгане раскидывали шатры и разводили костёр для приготовления похлёбки на вечер, он пошёл в село, чтобы выменять немного самогону для умиротворения дорожной усталости. Мужиков в селе не оказалось по причине давнишней повальной мобилизации. Так – пара пацанов малых да деды девяностолетние. Но топить по пятницам баню никто не отменял. Сегодня как раз была пятница. Все сельские вдовушки и молодухи парились по-чёрному в бане на берегу пруда. Проходя по селу мимо, Гришка услышал смех и бабье повизгивание. Это его насторожило, как кота мартовского на крыше дома, услышавшего «мяу» соседской кошечки. Потом обрадовало, потому что визг увеличился и стал громче… Инстинкты обострились, и в это же мгновение открылась низкая дверь… Из неё чёрные от сажи выскочили одна за одной несколько селянок и плюхнулись по очереди в пруд, предоставив не верящему в своё нечаянное счастье Григорию возможность беспрепятственно любоваться их прелестями. Плоть взыграла и напряглась. Через несколько мгновений он уже барахтался в пруду раздетый и в свою очередь желанный всеми обездоленными деревенскими бабами… Табор устал ждать и ушёл без него. А Гриша… А что Гриша? Он ещё две недели предавался радостям жизни, беря от неё этот подарок, как должное за голод и пролитую на войне кровь. За опрокинувшую навсегда его мир злобствующую в размах революцию и за неизвестное безрадостное будущее. То, что революция идёт и распространяется самостоятельно без него, Гришу не волновало. Ему не хотелось быть её частью и служить ей ему тоже не хотелось. Позже на вопрос, что он делал, когда вокруг гремели революционные страсти, он обычно отвечал, что революции сочувствовал всегда. Но в связи с болезнью из-за перенесённого ранения, приковавшей его к постели, принять в ней участия так и не смог. «Извините, товарищи, вот справочка». Внешностью он был прямой противоположностью брату. Резкие черты лица, нос с горбинкой, тёмные и немного вьющиеся волосы. Это делало его похожим на цыгана. А к цыганам он тянулся и всегда их любил. Из под волос выглядывали кончики слегка оттопыренных ушей. И