Он ел одну лишь травку,
Не трогал и козявку,
И с мухами дружил.
А через десять лет наш трёхлетний Костик любил распевать другую песенку про кузнечика:
И тогда наверняка
Вдруг запляшут облака
И кузнечик запиликает на скрипке!
С голубого ручейка начинается река,
Ну а дружба начинается с улыбки!
И уже его мы ласково называли маленьким кузнечиком
В первую зиму у Алёнки не было детской коляски для прогулок. А нам так хотелось, чтобы наша кроха спала на воздухе. В ту зиму мы купили телевизор, а папе на службе выдали огромный тулуп для вахты. Так вот он придумал класть Алёнку в большую коробку из-под телевизора на этот тулуп и выставлять её на покатую крышу угольного сарайчика на южной стороне. Ах, как же крепко и сладко ей там спалось!
Аленке один год
Прожили мы в том теплом уютном домике три года. То были прекрасные годы юности и бедности. У нас недоставало всего: ободранная мебель напрокат, мало посуды, у меня не было зимней шапки и сапог, а у мужа – гражданской одежды… Но у нас были молодость и здоровье, была крошечная любимая дочка – у нас были любовь и счастье! И нам тогда казалось, что так будет вечно!
Болезнь
Алёнка наша росла красивой и крепкой, смуглой и румяной малышкой. Наша участковая врач говорила: – Ох, и красивая ж девка! Но хотя глазки у неё были живые и любознательные, и она мгновенно реагировала на всё вокруг, она отставала в физическом развитии: не сидела, не ползала…
В июне 1975-го папа привез нас на лето в Рогозянку к дедушке и бабушке. Мы решили свозить её на такси в Харьков к профессорам, там ей поставили диагноз ДЦП, но не объяснили, как и где лечить, а мы не понимали, что это – неизлечимо.
Осенью, вернувшись в Североморск, я послала запрос в Министерство здравоохранения. Нам прислали направление в детский НИИ им. Турнера в Ленинграде и посоветовали ещё обратиться в детский санаторий МО в Евпатории. А на консультации в НИИ педиатрии объяснили: раз при рождении она долго не кричала, значит, не дышала. От недостатка кислорода прежде всего погибают клетки мозга, ведающие разными участками, в том числе движениями рук, ног, языка… И тут же посоветовали «сдать» ребенка в интернат. Муж сразу понял, что нас ожидает. Но для меня это было немыслимо.
В ноябре мы привезли Аленку в Евпаторию. В этом лучшем в Союзе санатории дисциплина была военная, и мне не разрешили остаться возле дочки. Это было страшным ударом и для меня, и для маленькой Ленуськи! В два года она впервые очутилась одна среди чужих людей, у неё тут же отобрали пустышку. Чужие люди понесли её купать и надели чужую некрасивую одежду: грубые тёмно-синие штаны и куртку – она до сих пор их помнит!
Оставив Аленку в отделении санатория и услышав за дверью её отчаянный крик, я всю неделю до своего отъезда бродила