– А как же Сострат? – выкрикнули в толпе.
– Голоса Сострата среди певших пеан[6] я не слышал. Когда в запале Аристон кричал на меня, Сострат исчез. Я отчетливо помню, как Аристон и Сириск помчались прямо в гущу рубки. Сострата там не было.
Евфрон подошел к Сострату. Тот весь сжался.
– Видно, тебе повезло, Сострат?
Сострат начал запинаться.
– Я-я-я… Нет… нет… нет…
Толпа заревела.
– Смерть! Клеветник! Трус! К Харону его!
– Нет, – это поднялся Агасикл. – Нет, граждане. Мы не дикие тавры. Мы не скифы. Мы имеем закон. Суд решит. А сейчас уведите его!
Два воина из стражей булевтерия[7] подхватили Сострата, и он исчез в темноте.
– Уже поздно, – негромко произнес Агасикл, – я думаю, вы, граждане, согласитесь: теперь самое время оказать Сириску помощь и разойтись по домам до решения суда.
Какой-то шум привлек общее внимание. Тяжело дыша, к площади бежали люди.
– Это не правда! Это ложь! – кричал бегущий впереди пожилой человек. Это был Кинолис, учитель Сириска. За ним бежали Тимон – он, видимо, и оповестил всех, – Антоник, его брат Анатолий, верные друзья Сириска. Сзади бежали мать и отец Сириска, сестра Килико и братишка Критобул.
Толпа расступилась, и Агасикл сказал:
– Успокойся, юноша! Истина, как видишь, взяла верх. И довольно быстро. А бывало и хуже! Так что – хайре! Радуйся.
Гераклид весь в слезах попытался взять Сириска на руки, но не смог.
– Вот вырос-то! – улыбнулся он.
Тимон и Антоник взяли Сириска под руки и все имеете пошли к дому.
Вскоре возбужденный гул толпы постепенно стих, город уснул, и только стража перекликалась на высоких стенах Херсонеса.
Эйфореон
Кончался боэдромион, а с ним и лето растворялось в осенней дымке. Но было тепло, и море, вобравшее за лето столько солнца, смягчало первые осенние ветры. Небо сплошь было затянуто облаками, но это еще больше согревало и землю, и степь, и поле пшеницы, и виноградник, и все, что с детства так знакомо было Сириску.
Он лежал у моря на теплой лежанке, а Килико, его сестра, бережно снимала повязки с раненой груди. Рана почти уже зажила, даже без помощи эскулапа Лисия, и всем стало ясно – Сириск будет жить.
Это радовало всех. Гераклид с утра был необычно весел, он быстро и точно дал задания рабам, и они разошлись по рабочим местам.
Мама Аристо хлопотала у очага и время от времени приносила Сириску горячие пирожки с ягодами.
Крит, братишка, еще рано утром увел коз и овец в степь, и теперь Сириск изредка поглядывал в даль, туда, где серым пятнышком медленно передвигалось стадо по бескрайним ковыльным холмам.
Скилл, родом скиф, был рядом – отец оставил его для охраны, хотя тут, у моря, опасности для Сириска и Килико не было никакой.
Килико сменила повязки и ушла в дом – у нее было много хлопот по хозяйству. Все