– А как насчет актеров? Времени мало.
– Актеров искать не надобно, все здесь. Кстати, вот один из них, – сказал граф, указав на Шешковского. – Ну-ка, диду, иды до мэнэ. Рад узреть счастливого жениха, поздравляю.
Тот приблизился и церемонно поклонился.
– Весьма тронут удовольствием вашего сиятельства.
– А как насчет оды? Учли пожелания государыни?
– Безмерно обласканный высочайшим вниманием, токмо и помышлял о том, чтобы удостоверить наличие иных, опричь венценосной орлицы, птиц дамского пола.
– Ну-ну, видел, как вы одну удостоверили… Что ж, давайте слушать. Тишина!
Храповицкий забегал по залу, приглашая гостей, и они поспешили к графскому помосту в предвкушении нового представления. Шешковский тем временем вынул свое творение из кармана и, вставши в позу, провозгласил:
– Ода по случаю знатного маскерада у графа Безбородки…
Среди присутствующих раздались одобрительные возгласы и поощрительные хлопки в ладоши, на что Шешковский недовольно поморщился, ибо рассчитывал ознакомить со своим творением только избранных. Он понизил голос и, доверчиво склонившись к графскому уху, произнес:
– Я, ваше сиятельство, сначала хочу описать удивительную разноплеменность вашего собрания…
– Вы читайте, читайте, – бросил ему Безбородко, – Fiat lux![2]
– Слушаю-с! – откликнулся Шешковский на первую часть графского приказа. Вторая осталась вне понимания. Он прочистил горло и напыщенно произнес:
Мелькают дамских птичек лица,
И слышны разные языцы.
Вот эфиопка издалеча
К турки́ склонилася на пли́чо…
– К кому? – не понял граф.
– К турки́… Это такой народ, с коим мы воевать изволим.
– Николы нэ чуяв, – признался Безбородко, недавно вернувшийся с русско-турецких переговоров о мире.
Храповицкий громко пояснил:
– Не к турки́, а к туркэ. У турк пли́ча не бывает.
– Много ты понимаешь! – вступился Шешковский за свое творение. – Сравни: турка – чарка, склоняются к чему? К чарке.
– Так вам чарка надобна?
Безбородко с ходу включился в игру и хлопнул в ладоши. Тотчас явилось питье и зазвенели бокалы. Шум не позволил Шешковскому разрешить недоразумение, и он решил переждать. Окружение графа громко смеялось, лишь Нащокин мрачно смотрел вокруг. Краснолицый старик, всеобщее посмешище, воспринимался как настоящий жених, и сам обещавший помощь Храповицкий вполне серьезно поздравлял его – чему радоваться бедному влюбленному?
– Ты все теперь понял? – поинтересовался Безбородко у шута, когда партия питья уничтожилась.
– Отнюдь, – упрямо тряхнул он звонкими бубенчиками. – Пиит все равно не там ударил. Возьми, к примеру, рог, склоняются к чему? К рогу. Тако же и к турку надобно…
Безбородко махнул рукой.
– Ты