Я уже улыбалась в предвкушении.
– Боюсь, нет, мисс Флавия, – сказал Доггер. – Полковник распорядился оставить дом как есть. Таковы пожелания людей из съемочной группы.
– О, к черту съемочную группу! – воскликнула я, вероятно, слишком громко. – Они не могут помешать нам отпраздновать Рождество.
Но по печальному выражению лица Доггера я тут же поняла, что могут.
– Я поставлю маленькое деревце в оранжерее, – сказал он. – В холодном воздухе оно простоит дольше.
– Но это будет не то же самое! – запротестовала я.
– Будет, – признал Доггер, – но мы сделаем, что можем.
Не успела я придумать ответ, как в кухню вошел отец, сердито глядя на нас, как будто он управляющий банком, а мы предатели-вкладчики, как-то ухитрившиеся проникнуть сквозь преграды до открытия банка.
Мы сидели, опустив глаза, пока он не открыл «Лондонского филателиста» и не приступил к намазыванию тоста бледным маргарином.
– Хороший снежок выпал ночью, – жизнерадостно заметила миссис Мюллет, но по ее обеспокоенному взгляду в сторону окна я поняла, что она неискренна. Если ветер продолжит дуть с такой силой, когда она закончит работу, ей придется пробираться домой сквозь сугробы.
Конечно, если погода будет очень сурова, отец велит Доггеру вызвать Кларенса Мунди с его такси, но с таким сильным встречным ветром никогда не знаешь, сможет ли Кларенс проехать по глубоким сугробам, которые неизбежно образовались между зазорами в изгородях. Как всем нам известно, иногда до Букшоу можно добраться только пешком.
Когда Харриет была жива, пользовались санями с колокольчиками и одеялами – на самом деле сани до сих пор стоят в темном углу в гараже, позади «роллс-ройса фантом II», принадлежавшего Харриет, то и другое было памятником покойной хозяйке. Увы, лошадей давно не было: их продали с аукциона после ее смерти.
В отдалении что-то загромыхало.
– Послушайте! – сказала я. – Что это было?
– Ветер, – ответила Даффи. – Ты будешь последний тост, или я его съем?
Я схватила ломтик хлеба и проглотила его всухомятку, выбегая в вестибюль.
2
Порыв холодного ветра швырнул мне в лицо шквал снежных хлопьев, когда я с трудом открыла тяжелую входную дверь. Я обхватила себя руками, дрожа, и выглянула наружу, в зиму.
В первом свете дня окрестности казались черно-белой фотографией – обширные пространства заснеженных лугов с чернильно-черными силуэтами нагих безлиственных каштанов, окаймляющих подъездную аллею. Там и тут на лужайках к земле приникли кусты под