– Жанна, – неожиданно спросил я, – есть ли у вас в квартире картина «Старик с поводырем»?
– Картина? Не понимаю, зачем она вам? У меня такое горе, а вы про какую-то картину.
– Откуда она у вас? – я игнорировал встречный вопрос Жанны. С волнением ждал ответа, казалось, шел по тонкому льду. Еще мгновение – и все решится: либо вступлю на твердый берег, либо рухну в полынью.
Жанна насторожилась. Наверняка слышала, что я либо журналист, либо писатель. В любом случае подумала о том, что хочу рассказать в газете о ее горе. Мне передался ее душевный трепет. Понял: сейчас она уйдет. Спросил напрямик:
– Как зовут горбоносого?
– Это еще зачем?
– Генрих не самоубийца, я это чувствую. Если вам дорого его доброе имя…
– Замолчите! – резко перебила меня Жанна. Она отступила на шаг. – Слышала, вы всюду суете свой длинный нос. Генрих покончил с собой, выбросился из окна. Есть очевидцы, свидетели.
Я хотел, было, извиниться, поспешно ретироваться, но перед глазами снова возник облик горбоносого на даче. Меня словно ударили по голове, кажется, я даже простонал от внезапной догадки.
– Ради Бога, как зовут дружка Генриха, ну, того, горбоносого. Это очень важно.
– Да пошел ты! – Жанна дернулась, намереваясь уйти, видимо, моя настойчивость была ей неприятна. Хорошо, что я изловчился, схватил за рукав жакета.
– Неужели вам не хочется узнать, почему Генрих сделал ЭТО? – Я поймал себя на мысли, что совершаю очередную глупость, ищу приключений на собственную голову, но остановить себя уже не мог.
– Я очень хочу докопаться до истины, – чуточку смягчилась Жанна, – но Мирон-то здесь причем? Он тогда находился в соседней комнате, мы смотрели телевизор.
– Это уже теплее, – я готов был пожать женщине руку, но по ее глазам понял: Жанна пожалела, что проговорилась и назвала имя горбоносого, который, как мне показалось, был ей нужен.
На третий день после ко мне в квартиру заявился странный гость – высокий, плечистый, благообразный, представился следователем Клинцовым Евгением Александровичем и заявил о своем желании побеседовать со мной, чего мне весьма не хотелось. А Клинцов, заметив недоверие в моих глазах, протянул красную корочку. В удостоверении значилось, что податель сего документа является старшим следователем городского отдела милиции. Обычно мне достаточно одного взгляда, чтобы определить сущность человека, но на сей раз я пришел в замешательство. Клинцов не походил на сотрудника милиции. Интеллигентное лицо, умные, всепроникающие карие глаза. Его атлетическая фигура никак не вязалась с интеллектуальным лицом. Но не это смутило меня, а нечто неосязаемое, внутреннее, не чувство, скорее чутье стало подсказывать мне, что передо мной человек необычный, существо с двойным днем. Я почувствовал, что разговор о Либединском это так, повод, а главное все впереди.
Чем могу