Уфринские хроники черной вороны. Марина Горина

бледная, с яркими серыми глазами. Губы, намазанные серебристо-сиреневой помадой, кривились от гнева и презрения. Это было в той, той комнате, в том доме и той жизни. Я встал с моего любимого дивана, пошел прямо на нее. Она продолжала что-то говорить, но я ее не слышал ее (или не хотел слышать?). Прижатая к стенке, она отворачивала лицо от моих губ, ее рот продолжал кривиться в нервном и злобном оскале, в глазах блестели злые, непролитые слезы беспомощности. Но тело жило отдельно от глаз и злобных слов. Оно плавилось в моих руках, она повисла на мне, двигалась со мной в такт. Я проснулся второй раз за утро, теперь по-настоящему. От ее стона сквозь стиснутые зубы во сне. Было шесть утра.

      Моя нимфоманочка мирно посапывала рядом. Постарался почти бесшумно одеться, тихонько захлопнул дверь, дошел до ближайшего таксофона и набрал номер, который был не в памяти, он был в пальцах, в крови, в биении сердца. Через семь гудков услышал хриплое, сонное «Алле» и положил трубку.

      СТО ШЕСТИДЕСЯТЫЙ ДЕНЬ

      Неделю провалялся на пляже, когда ушел от сереброглазой любительницы камасутры. Потом, когда окончательно оголодал и оброс, сходил в бойлерную за своим скарбом. Опять собирал бутылки, опять пытался писать. Плюс: летом долго светло. Сделал шалаш, накрыл его пленкой. Начался купальный сезон, стало шумно, весело, ярко и жарко.

      Грустный, старый бомж никому не интересен. Поэтому я – веселый, молодой Диоген. Даже когда мне не хочется быть Диогеном, жрать то хочется. Желания поделиться шашлыком и пивом убогие не вызывают. Поэтому я – весь из себя, окутанный романтической аурой и прикрытый флером тайны. Да, я могу завести и развести любую компанию. Когда мне все это остофигевает, я ухожу в шалаш.

      Я тщательно оберегаю его, но пляжные завсегдатаи засекли мои координаты. Ко мне наведываются местные продавщицы из ларька и странные, с виду вполне нормальные, молодые девахи из отдыхающих. Я понял, ЧТО их так привлекает: со мной не надо стесняться, меня – нет, я – живой фаллоимитатор. Мне не обидно. Они для меня тоже почти куклы.

      Хотя – нет. Пришла одна дуреха, совсем уже непонятная, мутная какая-то. Оказалось, переживает: застукала мужа с матерью подруги. Проговорили до утра, о мужской сексуальности и про жизнь. Выпили все мои запасы из горлА. Хотя упаковка пластиковых стаканчиков лежала в углу. Антураж, мать ее. Расстались, как брат с сестрой. Она прибегала еще пару раз – с жареной курицей, полотенцами, носками и братским сексом на скорую руку. Хорошая девочка.

      СТО ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТИЙ ДЕНЬ

      Встретил своих знакомых ребяток, студиосов, которым писал весной курсовые, и с которыми мы пили в парке. Вернее, не встретил – они нашли меня. Кой-какие мои идеи, оказывается, дали мощные ростки в их буйных головах. Ребятки раскручивают проект, я им нужен. Обговорили рабочие моменты: они мне притащат компьютерный металлолом, оплачивают безлимитку. Ставят это чудо техники прошлого века в дрянной комнатке, в малосемейке.

      Думаю.