Пока коллеги обстоятельно готовили ужин, освободив его от этих обязанностей, геофизик успел установить на скальном карнизе, нависающем над водой, дистанционный анализатор, грависканер и радиометр, замерил полевой фон. Почесал затылок.
Приборы не отметили никаких аномальных отклонений!
Радиационный, магнитный и электрический фон местности в километре от Опухоли находились в пределах природных значений. Никакой радиации Опухоль не излучала. Был слегка повышен гравитационный потенциал в направлении на водяную сверхкаплю, но не до таких значений, чтобы предполагать в этом месте наличие маскона.[3]
– Ну, что у тебя? – полюбопытствовал Веллер-Махно, поднявшись к физику на скалу.
– Норма, – ответил Мирослав. – Никаких отклонений. Надо подобраться поближе.
– Завтра, – отрезал бородач, глянув на застрявшее над горизонтом солнце. Гладь Чукотского моря за Опухолью была пустынна и казалась мёртвой. – Утром прилетит вертолёт, начнём работать.
– Он же должен был прилететь сегодня вечером.
– Что-то у них не сложилось, лётчик заболел, ищут второго. Зачехляй свои цацки и иди ужинать, а то ляжешь голодный. Отбой в десять.
– Я бы ещё на лодке… – заикнулся Кожемякин.
– Отбой в десять! – Начальник экспедиции бросил взгляд на Опухоль, невозмутимо подпиравшую чистое безоблачное небо, и вернулся в лагерь.
Мирослав вздохнул с сожалением, понимая, что его энтузиазм оценен не будет. Геологи были суровыми людьми, прошедшими хорошую жизненную школу, привыкшие к тяжёлому труду и дисциплине, к определённому укладу бытия, и заставить их изменить этот уклад и привычный ритм было невозможно.
Сам Мирослав был слеплен из другого теста.
Среднего роста, широкоплечий, но худой (на гантели и прочую физкультуру вечно не хватало времени), с обаятельной улыбкой, он выглядел по-мальчишечьи непосредственным, хотя при этом был достаточно упрям, импульсивен и мог настоять на своём. Если хотел. Однако чаще всего он уступал оппонентам, зато мыслил творчески и принимал решения быстро. Смелым его назвать было нельзя, но и совсем трусом он не был, зачастую поддаваясь романтическому порыву и со всех ног мчась туда, куда, говоря словами классика, даже ангелы не решаются пробираться на цыпочках.
Экспедиции для Кожухина являлись не целью, а средством познания мира и построения собственных умозаключений.