и ударами прикладов его пригнали к шедшей по лесной дороге колонне с военнопленными, втолкнули в неё. Кто-то рядом сказал: – Держись, упадёшь, пристрелят… Этот шёпот и чьи-то руки, подхватившие его, помогли ему собрать все свои силы, встать в строй, не смотря на сильную боль во всём теле. На рассвете колонна вошла в какой-то посёлок. Около дороги толпились женщины, высматривая своих, стараясь передать в колонну съестное. Одна из женщин, с грудным ребёнком на руках, бросила в колонну каравай хлеба. К ней направился один из конвойных, ткнул её автоматом, заставляя выйти из толпы. А когда отошла, просто пристрелил её. Упавшего на землю ребёнка поднял и швырнул в пыль под ноги военнопленных. Ребёнок упал в вязкую пыль, захлебнулся и стих, но ни один из пленных не наступил на него. По колонне пронёсся ропот, но против автоматов и бешеных собак никто выступить не решился. Жители кинулись врассыпную под улюлюкание фашистов, лай собак и автоматные очереди поверх голов. Так для Андрея закончилась, даже не начинаясь, военная карьера. Насмотрелся и натерпелся в неволе всякого лиха. В концлагере избивали до полусмерти, травили газами в душегубках и землянках, уколами пытались превратить людей в зомби, испытывали какие-то лекарства, заживо сжигали в печах крематория. Никому не пожелаешь испытать такого счастья! Позднее продали Андрея, как какую-то скотину, немцу фермеру. Калёным железом поставили на плече клеймо хозяйское, частная собственность. Бежал Андрей, не хотел мириться с участью раба. Ловили. По клейму определяли принадлежность, возвращали хозяину. Работники хозяина избивали беглеца нещадно, добавлял и хозяин, а когда злость на раба проходила, сам хозяин принимался за его лечение, отпаивая настоями и отварами трав и кореньев, ставя примочки и смазывая синяки бодягой, выговаривая при этом: – Ну чего тебе не хватает, дурак русский, свинья неблагодарная? Работаешь, русские без работы не живут, а подыхают, жрать даю вволю… Чего тебе ещё? Бабу найду, если хочешь. Ну доберёшься ты до своих, расстреляют тебя по прямому указанию товарища Сталина как «врага народа», что хорошего? Ты ведь молод ещё, жить да жить надо! У меня ты пользу приносишь, работая на меня и во славу великой Германии.
Андрей отмалчивался, да и что он мог сказать? И снова жил и работал на фермера с раннего утра до поздней ночи, лелея мечту о побеге. Вытерпел концлагерь, травлю собаками при побегах, избивали полицаи при поимке – выжил, издевательства и плевки, всё перенёс, всё стерпел. Терпел и непосильный труд. Таков уж российский человек, никакая беда и боль, унижения и побои его сломить не смогут, на коленях он жить не будет, только в полный рост, с высоко поднятой головой.
Побег
Знал Андрей, что Родина не примет его с распростёртыми объятиями и даже не рассчитывал на помилование, но и на чужбине тоже умирать не хотел. Заслышав как-то под вечер далёкую канонаду, Андрюха снова решился на побег. Хозяину
