– Мне больше делать нечего, как только ждать тебя с тарелкой наготове, – ворчит бабушка, стоя ко мне спиной и переворачивая на сковороде блины.
Моя бабушка совершенно не похожа на бабушек, которых показывают по телевизору, – на добродушную седовласую старушку. Она работает контролером-инспектором паркоматов в местной парковочной службе, и я по пальцам могу пересчитать случаи, когда она улыбалась.
Жаль, что я не могу поговорить с ней о маме. Я имею в виду, что она помнит то, чего не знаю я, – потому что прожила с мамой целых восемнадцать лет, в то время как я только три. Как бы я хотела иметь бабушку, которая показывала бы мне в детстве фотографии бесследно исчезнувшей мамочки или пекла бы в день ее рождения торт, а не заставляла меня прятать чувства в глубине маленькой коробочки.
Не поймите меня превратно – бабушку я люблю. Она приходит в школу послушать, как я пою в хоре, готовит мне вегетарианскую еду, хотя сама любит мясо, позволяет смотреть фильмы с ограничением «Детям до 18 лет только в присутствии родителей», потому что (по ее словам) там не показывают ничего такого, чего бы я не видела и не слышала в школьных коридорах. Бабушку я люблю. Просто она не мама.
Сегодня я бабушку обманула: сказала, что буду сидеть с сыном одного из своих любимых учителей, мистера Алена, который в седьмом классе читал у нас математику. Мальчишку зовут Картер, но я называю его «Контроль над уровнем рождаемости», потому что он – отличный аргумент против размножения. Я еще никогда не встречала такого некрасивого ребенка. У него огромная голова, и когда он смотрит на меня, мне кажется, что он читает мои мысли.
Бабушка разворачивается, на лопаточке у нее лежит блин, и замирает, когда видит намотанный вокруг моей шеи шарф. Откровенно говоря, он совершенно не подходит к моему наряду, но не из-за этого она поджимает губы. Она качает головой, выражая молчаливое осуждение, и, накладывая еду, громко стучит лопаточкой по тарелке.
– Решила добавить яркую деталь, – оправдываюсь я.
Бабушка никогда не говорит со мной о маме. Если внутри у меня после ее исчезновения образовалась пустота, то у бабушки все клокочет от злости. Она не может простить маму за то, что та сбежала – если она действительно сбежала. А альтернативы бабушка не приемлет – что мама не может вернуться потому, что мертва.
– Картер, – произносит бабушка, мягко возвращаясь к разговору на безопасную тему. – Это тот малыш, который похож на баклажан?
– Не весь. У него только лоб нависает, – уточняю я. – В прошлый раз, когда я с ним сидела, он прокричал целых три часа без перерыва.
– Возьми с собой беруши, – советует бабушка. – Ты к ужину вернешься?
– Не уверена. До встречи.
Каждый раз, когда она уходит, я говорю ей одни и те же слова. Я произношу их потому, что именно это мы обе хотим слышать. Бабушка ставит сковороду