– Так выпьем же за то, чтобы в джунглях было достаточно сокровищ, и они рано или поздно все же попались нам под ноги! – торжественно возгласил Оливенса, наполняя бокалы всех присутствующих.
Асторга дожевал персик, потянулся было за другим – но передумал, уронил голову на колени пышногрудой зеленоглазой Мериды и неожиданно спросил:
– А правду ли болтают, будто королем в Аквилонии сейчас ни кто иной, как наш бывший капитан Конан Киммериец?
Вайд кивнул:
– Я как только услышал, что в Тарантии убили их прежнего короля Нумедидеса, а вместо него воссел неизвестный никому Конан – сразу понял, что это именно наш Конан, капитан незабываемого «Вестрела». Сбылось все-таки пророчество…
– Какое пророчество? – удивился было Асторга, но его совершенно заглушил энергичный бас Сигурда:
– Как, король Аквилонии – мой друг и соратник?! Почему же мне никто не сказал! Когда он неожиданно покинул «Вестрел» и отправился куда-то на север – я единственный из всей команды переживал, клянусь задницей Имира! Я хочу видеть Конана! Мы столько морей пробороздили вместе, что будь он хоть самим святым Эпимитриусом – он будет рад мне! Вайд, снаряжай корабль! Поплывем в Мессантию, а там по Хороту – до самой Тарантии. Мы еще выпьем за былые подвиги!
Вайд улыбнулся – он прекрасно знал, что горячий порыв Сигурда угаснет через пару чаш с вином. Северянин загорался так же быстро, как и потухал – видимо, сказывалось долгое житье в теплом климате.
– И ты надеешься попасть во дворец? – не упустила своего насмешница Линген. – Да как только ты заявишься туда с этакой рожей, стража сразу решит, что ты пришел ограбить королевскую казну. И сидеть тебе в Железной Башне да вспоминать былые подвиги.
Сигурд наморщил лоб, раздумывая, что бы такое-эдакое ответить забывшей свое место женщине. Вьяна бросила на Линген уничижительный взгляд и пробормотала как бы про себя:
– Можно подумать, что твоего Оливенсу пустят на порог хотя бы к городскому судье!
Городской судья Кордавы был самым высокопоставленным лицом в карьере Вьяны, и потому казался ей образцом достатка и могущества. Но Линген не смутило упоминание о столь значительной персоне.
– Конечно, Оливенса и сам не пойдет к судье, – вкрадчиво произнесла она. – Ведь после того, как судью дочиста разорила одна особа, любящая обвешивать себя побрякушками словно чернокожая дикарка с юга, он стал брать непомерно большие взятки… – и она вложила в свою очаровательную улыбку точно отмеренную дозу змеиного яда.
Загорающуюся было ссору прервал треск кустов барбариса, в изобилии высаженных вокруг дома, и в беседку вошло существо. Его атласная черная шкурка была усыпана белыми лепестками, большие газельи ушки нервно дергались, короткая грива и хвостик метелочкой слиплись от воды, глаза цвета светлого янтаря с