Помнится, Рамон как-то ближе к выходным, когда обычно случался всплеск их сексуальной активности, дурашливым голосом сообщил:
– Дорогая, плотские утехи отменяются – я получил… э-э… производственную травму.
– А что случилось?
– Были в «поле», я поскользнулся на камне и грохнулся так, что чуть не отбил себе все мужские причиндалы.
– Какой ужас! Когда? Почему сразу не позвонил?
– Не хотел беспокоить.
– Ну хоть врачу-то показался?
– В том-то и дело.
– Что-нибудь серьезное? – переполошилась Вероника.
– Да ну, пустяки, – отмахнулся Рамон. – Небольшая царапина на одном месте.
– Это на каком?
– На главном, – рассмеявшись, ответил Рамон и поцеловал ее. Инцидент можно было посчитать исчерпанным. Потом, уже ближе к ночи, ложась в постель, Вероника из любопытства попросила мужа показать ей «производственную травму». Никогда не стеснявшийся своего тела Рамон неожиданно заартачился. Обеспокоенная Вероника настояла на своем.
– Да на, смотри, – разозлился Рамон и нехотя продемонстрировал свое «ранение».
К ужасу Вероники, приличный кусок кожи на тыльной стороне «главного места» оказался оторванным. Из образовавшейся ранки сочилась кровь.
– Боже, как такое могло случиться?
– Говорю же, поскользнулся, – огрызнулся Рамон.
На следующий день встревоженная Вероника забежала в гости к знакомой, тоже приехавшей из России, врачу-урологу по образованию, нынче трудившейся медсестрой, и рассказала ей про происшествие с мужем. Та сначала расхохоталась до слез, а потом объяснила доверчивой Веронике, что порвавшаяся часть мужской анатомии называется уздечкой и что травмировать ее можно одним-единственным способом – пытаясь засунуть, куда не надо.
Вернувшись домой, Вероника закатила истерику. Рамон поначалу держался как партизан, но потом, уже к утру, изнуренный многочасовой ссорой, психанул и признался, что изменял. И даже не один раз.
Память Вероники потом не раз возвращалась к этому моменту. Не скажи тогда правду ее муж, она бы наверняка дала себя уговорить, и та ее прошлая жизнь продолжилась бы как ни в чем не бывало. Ни болезненного разрыва, ни слез, ни первых седых волос.
Но все вышло, как вышло, и Рамон признался. Почему? Скорее всего, он и сам устал от вранья. А может, потому, что уже давно разлюбил ее?
Вероника перевернулась на живот и, готовая вот-вот расплакаться, уткнулась лицом в подушку.
Составив фоторобот и отпустив Стольцева домой, Лучко принялся листать свой блокнот, размышляя над видением Глеба. Никаких сомнений в его рассказе у капитана не было, не в первый раз вместе работают.
Значит, убийцы Гонсалеса обменивались знаками? В целом это отдаленно смахивает на сигналы, которые подают друг другу хорошо обученные бойцы во время скрытного продвижения по территории противника. Что-то вроде «Наблюдай!» и «Стой!».
Лучко тут же вспомнил рассечения,