Икнув, Женька махнул рукой:
– Да куда там! Даже девчонку одну не могу подчинить, она то с Барским вяжется, то с Самоделкиным… А его давно нужно послать на хер!
– Ты почему ругаешься?! – произнесли оба Таме-Тунга голосом Лорки.
– Хочу ругаться! – капризно занудил Женька. – Они все ругаются, как сапожники, а я что, рыжий?!
– Ты не рыжий, – произнес тот же голос. – Ты хамелеон!
Кажется, его куда-то вели, но кто вел и куда – он не отражал.
– Ха! – пьяно восклицал он. – Вы бы почитали его изложения! Он же слово «корабль» с двумя «а» пишет! А в слове «металл» вторую «л» забывает! Я своими глазами видел – мать не прячет ваши тетрадки, можно полистать и выяснить, кто какой грамотей!
– Ты и в мои тетрадки заглядывал?! – спросили с удивлением.
– А ты кто?! Лорка, что ли?!
– Лорка, Лорка… Так заглядывал или нет?
– Ну, было один раз… Или два.
Раздался вздох.
– Ты точно хамелеон. Ну, ладно, лежи пока, отдыхай.
Когда осознал, что находится у Лорки, ужас происходящего (произошедшего?) обрушился на него, словно тот самый «девятый вал». Он почти ничего не помнил. Как говорили во дворе, он нажрался и теперь валялся на чужом диване, чувствуя собственное смрадное дыхание и мучаясь от головной боли. Внизу стоял тазик с блевотиной, и на полу она виднелась, и на диване…
В комнате, по счастью, никого не было. На минуту вошла Грета, понюхала воздух и удалилась. А Женька в бессилии уставился в потолок. Лучше бы его зарезали на той опушке или застрелили из какой-нибудь «поджиги». Главное, не оторвать голову от дивана и не сбежать по-тихому. Когда щелкнула входная дверь, он натянул до подбородка плед, вскоре увидев Лорку.
– Я марганцовку купила, – сообщила та, показывая маленький пузырек.
– Зачем? – хрипло спросил Женька.
– Желудок промывать. Ты отравился, это ж видно…
Он следил за выражением ее лица, пытаясь обнаружить гримасу брезгливости, но видел лишь озабоченность.
Лорка прошла в кухню, вернувшись с банкой, наполненной бордовой жидкостью:
– Пей. Надо всю банку выпить, чтобы потом стошнило.
– Не хочу, чтобы тошнило!
Он снова начал натягивать на себя плед, желая одного: поскорее сбежать отсюда.
– Пей, тебе говорят!
В конце концов он выпил, и опять из него лезла немыслимая гадость, которая отвратительно воняла.
Лорка же, как ни в чем не бывало, унесла блевотину в туалет, откуда вскоре послышался шум воды. Вернувшись с вымытым тазиком, она поставила его перед диваном:
– Если захочешь еще, не стесняйся. Неприятно, конечно, зато все яды из желудка выйдут.
Это было ужасно. Его тошнило, он бредил, и черт знает, что могло по ходу высказаться! Вот зачем она его подобрала?! Если бы он мог раздвоиться, то вряд ли подошел бы к себе, лежащему на земле, как алкаш, и уж точно не подставил бы себе тазик. Она же делала это спокойно, словно Женька был больным стариком, за которым требуется