За последние пятнадцать лет нынешний хозяин Медной горы, властелин Великого Полоза и укротитель муравьев в золотых лапоточках Алексей Иванов вырезал из самоцветных уральских слов четыре романа: «Общага-на-Крови», «Географ глобус пропил», «Сердце пармы», «Золото бунта» и двухтомный путеводитель по реке Чусовой[8]. После пяти дней в обществе 37-летнего писателя удалось выяснить, похож ли он на Географа, обнаружить прототип Осташи Перехода, переплыть Чусовую, Каму, Койву, Сылву, Усьву и Лысьву, спуститься в Ледяную пещеру, подняться на Костер-гору и своими глазами увидеть бойцы (опасные камни или скалы на реке) Шайтан, Собачьи Ребра, Печка, Узенький и Востренький.
У сверкающей импортными бутылками стойки бара отеля «Урал» околачивается человечек в очках – смотрит не на этикетки, а куда-то выше; он чуточку привстал на цыпочки. Я определенно уже видел его – две недели назад, случайно, в Ленинграде. Там между нами произошел обстоятельный разговор рекогносцировочного характера: «А в Пермь лучше на поезде или на самолете?» – «На самолете». – «А долго лететь?» – «Не очень». – «А какая в Перми погода?» – «Как в Москве». – «Ясно». Тут этот говорящий электроприбор почему-то оттаял и, в первый раз заглянув мне в глаза, протянул руку: «Увидимся в аду».
– Знаете, что нарисовано над стойкой кафе? – вдруг оборачивается ко мне Иванов.
Я машинально начинаю вглядываться – там намалеван какой-то коричневый хлам, нечто местно-аутентичное, бусы, что ли?
– Это кости, Лев. Скелет. Чудская княгиня. Хорошо долетели?
– Э, ты очумел, что ли, совсем?! Ты куда пошел с сигаретой, окаянный!
Расплачиваюсь на лукойловской заправке и вполуха слушаю вопли операционистки в микрофон: местные сцены. Заправка непонятно где – то ли на окраине Перми, то ли на Старошайтанском тракте, между Усть-бла-бла-бла и Сольква-ква-ква, – запомнить все эти былинные топонимы так же невозможно, как понять, где заканчиваются административные границы города: дорожный знак с перечеркнутым словом «Пермь» обнаруживается в самых неожиданных местах, чуть ли не за сотни километров от моей гостиницы.
– Совсем головы нет, пропил всю, ирод? Тут же бензин, на воздух враз взлетит! Ну, народ, ну, совсем без головы ведь, а? – переживает потрясенная тетка в аккуратной, евровида, униформе.
И тут я наконец обращаю внимание, на кого она орет: типично местного вида деградант в кожушке и нелепой скуфейке, с сигареткой, торчащей из-под рукавца, семенит к «Ниве» – той самой, на которую я заказал полный бак.
– Так это с вами, что ли? Он чего у вас – совсем невменяемый? – наскакивает на меня тетка, и я не знаю, что ей ответить. «Самый яркий русский писатель XXI века»? «Золотовалютные резервы русской литературы»?
– Ну… – мямлю я и тут же спохватываюсь, я ведь уже усек, что «ну» здесь говорят вместо «да».
– Смотри, Джузеппе, машина поехала, такая же грязная, как