Рыжее счастье. Наталия Рощина

без предупреждения, неожиданно. Словно и не было ее вовсе. Мара закусила губу от обиды – мать даже не заметит ее отсутствия. И от этой мысли на глаза навернулись слезы. Жалость к себе захлестнула Мару, и вскоре сменилась тупой болью. Избавиться от нее можно, только покинув опостылевшие стены. Решение было принято. Небольшой узелок собран. Нет у нее вещей, нет ничего дорогого, что она хотела бы взять с собой. Вспомнив, что бабушка обычно каждое дело начинала с молитвы, Мара решила войти в ее комнату, подойти к образам, обратиться к ним, но в последний момент остановилась перед закрытой дверью. Нет, она не станет молиться. Если есть высшие силы, они все видят, они с ней. И если нет ни единого знака, который бы остановил ее, значит, она не станет тратить время на слова. Нужно действовать.

      Под стук колес Мара вспоминала, как, выйдя из дома, спрятала ключ от двери под половиком у порога. Постояла во дворе, оглядывая коричневое месиво с островками грязного снега, в которое превратились дорожки, неухоженный огород. Он, похоже, так и не будет засажен и в этом году. Мара бросила беглый взгляд на повалившийся сарай, сломанный в нескольких местах забор. Открытая калитка противно поскрипывала. Подняв глаза на крышу, где вертелся под потоками ветра деревянный петушок, которого, по словам бабушки, сделал отец, Мара улыбнулась. Казалось, ветер усиливается, а петушок тревожно вращается, словно понимая, что происходит что-то особенное, важное. Еще мгновение – и он громко закричит, прощаясь со своей юной хозяйкой, подгоняя ее. Быстро повернувшись, Мара прошла через двор, закрыла за собой калитку и зашагала прочь. Она ни разу не оглянулась, не желая больше видеть дом, в котором ей стало так тяжело, невыносимо жить. Не осталось светлых воспоминаний, столько плохого произошло с Марой за последние два года, что оно решительно отодвинуло все светлое, что, без сомнений, было в ее недолгой жизни. Мара ругала себя за то, что позволила дурному настолько взять верх. Оптимистка по натуре, она пыталась выудить из потаенных уголков памяти воспоминания об отце, о тех временах, когда в доме часто звучал смех, песни, когда бабушка заплетала Маре косы, целовала веснушки, когда маленький Миша бегал по дому и везде звучал его смешной лепет. Но как только тепло начинало разливаться по телу, покой и умиротворенность наполняли душу, память старалась как можно подробнее воспроизвести дни похорон бабушки, брата, пьяный оскал матери, ее грубый голос, бранные крики. Все это беспощадно вытесняло доброе и светлое. Мара чувствовала, как сердце ее колотится, сжимается, угрожая перестать повиноваться своей хозяйке. Оно давало понять, что нелегко то и дело возвращаться туда, где столько боли, страданий. И теперь, стоило Маре снова задать себе вопрос: «Как там мама… без меня?», как сердце тут же отозвалось бешеным галопом, а совесть предательски запустила коготки вины в саму душу. Умеет она это делать, но нужно во что бы ни стало заставить ее спрятать когти. Мара закрыла глаза, положила на веки горячие ладони, с силой прижала их. Темноту сменили разноцветные