На этот раз доктор Мун ничего не сказал, но поднял голову, будто прислушиваясь к чему-то происходящему невдалеке.
– Вы никуда не уйдете, – сказал он через некоторое время. – Я уверен, что вы никуда не уйдете.
Луэлла рассмеялась:
– Я ухожу.
Казалось, он не слышал.
– Видите ли, миссис Хэмпл, ваш муж нездоров. Он пытался вести такую жизнь, какая нравится вам, но связанное с таким образом жизни напряжение оказалось для него чрезмерным. Когда он трет губы…
В коридоре послышались тихие шаги, и в комнату на цыпочках вошла испуганная горничная:
– Миссис Хэмпл…
Вздрогнув от неожиданности, Луэлла быстро обернулась:
– Да, слушаю.
– Позвольте вас… – Страх стремительно пересилил ее хрупкую выучку. – Миссис Хэмпл, он заболел! Он прибежал в кухню и стал выбрасывать из ледника на пол продукты, а теперь он убежал к себе в комнату, плачет там и поет…
Внезапно и Луэлле стал слышен его голос.
У Чарльза Хэмпла случился нервный срыв. За его плечами было двадцать лет практически непрерывного труда, а домашние неприятности стали последней каплей, которая его сломила. Любовь к жене стала ахиллесовой пятой этого, во всех остальных отношениях твердого, умного и организованного человека – он полностью отдавал себе отчет в том, что его жена чересчур эгоистичная особа, но одной из главных загадок человеческих отношений является тот факт, что на многих мужчин женский эгоизм почему-то действует как зов, от которого не уклониться. Эгоизм Луэллы мирно сосуществовал с ее по-детски наивной красотой, и в результате Чарльз Хэмпл стал считать, что сам виноват в любых ситуациях, даже если они были целиком спровоцированы ею. Такая привязанность была нездоровой, и его разум постепенно помутился в тщетном старании поставить себя на несвойственное ему место. Оправившись от первого шока, почувствовав на мгновение укол жалости, Луэлла отнеслась к создавшемуся положению с раздражением. Она «всегда играла честно» и поэтому не могла воспользоваться преимуществом, которое предоставил ей Чарльз своей болезнью.
Решение вопроса о свободе пришлось отложить до тех пор, пока Чарльз не встанет на ноги. Едва она решила освободиться от обязанностей жены, как ей тут же пришлось возложить на себя еще и обязанности сиделки. Она сидела у его постели, а он в бреду говорил только о ней – об их помолвке, о том, как кто-то из его друзей сказал ему, что он делает ошибку, о том, как он был счастлив сразу же после свадьбы, и о том, как он начал нервничать, когда в отношениях стал намечаться разрыв. Как видно, он чувствовал гораздо больше, чем думала она, и уж точно больше, чем он показывал ей.
– Луэлла! – очнувшись, привставал он на постели. – Луэлла! Где ты?
– Я здесь, Чарльз, рядом с тобой. – Она пыталась говорить спокойно и весело.
– Если ты хочешь уйти, Луэлла, уходи! Кажется,