– Вы не видели новой пьесы Борогрова? – спросил Шелтон, когда они проходили мимо театра, где он был с Хэлидомом.
– Я никогда не смотрю современных пьес, – ответил мистер Парамор. – Уж слишком они мрачны.
Шелтон взглянул на него: дядя шел, немного сдвинув цилиндр на затылок, держа зонтик на плече; его печальный взгляд был устремлен куда-то вдаль.
– Психология вас не интересует, дядя Тэд?
– Психология? Это когда выражают словами то, что нельзя ими выразить?
– Французам это удается, – возразил Шелтон. – И русским тоже. Почему бы и нам не попробовать?
Мистер Парамор остановился, намереваясь заглянуть в рыбный магазин.
– То, что годится для французов и русских, Дик, – сказал он, – не подходит для нас. Мы, когда хотим быть настоящими, становимся только более фальшивыми… Взгляни! Правда, неплохо было бы поймать такого? Давай пошлем его твоей матушке.
Он зашел в магазин и купил лосося.
– А теперь скажи мне на милость, – продолжал он, когда они пошли дальше, – разве это пристойно, чтобы мужчины и женщины извивались на сцене, словно угри? Разве жизнь и без того не достаточно сложна?
Внезапно у Шелтона мелькнула мысль, что, несмотря на всю свою улыбчивость, лицо дядюшки отмечено печатью глубокого страдания. Возможно, впрочем, что это ему только почудилось при более ярком освещении, когда они вышли на простор Трафальгарской площади.
– Вот уж не знаю, – ответил Шелтон. – Я, пожалуй, предпочитаю правду.
– Плохой конец и все прочее? – спросил мистер Парамор, остановившись перед одним из львов, сторожащих памятник Нельсону, и взял Шелтона за пуговицу. – Правда – величайшее зло!
Он стоял очень прямо, глядя на племянника своими печальными глазами. Шелтон подумал, что его оптимизм – это трогательная смесь нежности и нетерпимости, личной правдивости и понятий, заимствованных у других. Подобно возвышавшемуся над ним льву, мистер Парамор словно говорил жизни: «Как ни старайся, а я не буду смотреть тебе в лицо».
– Да, дружок, – заметил он, протягивая шестипенсовую монету метельщику, – чувства – это змеи, которых надо держать в банках с притертыми пробками. Ты не зайдешь со мной в клуб? В таком случае до свидания, мой милый. Поклонись матушке, когда увидишь ее.
И он зашагал через площадь, а Шелтон пошел дальше, в свой собственный клуб, и ощущение у него было такое, словно он распростился не только с дядюшкой, но и со всей нацией, к которой они оба принадлежали по своему рождению и воспитанию.
Глава VII
В клубе
Шелтон зашел в библиотеку клуба и взял «Книгу пэров» Бэрка. Когда его дядюшка узнал о помолвке, его первые слова были: «Деннант? Это те Деннанты, что живут в Холм-Оксе? Его жена – урожденная Пенгвин».
Никому из знакомых Парамора и в голову не приходило считать его снобом, но тогда в тоне его ясно прозвучало: «Вот это хорошо, такая семья нам под стать».
Шелтон