– И закажут себе платье для праздников, – прибавил Трухильо, богатый портной, стоявший в толпе.
– Но, – продолжал Хинес, повышая голос, – зачем к нам ведут два полка? Полки гвардии и инфанта?
– Полк инфанта! – воскликнул Трухильо, бледнея.
– Да, – подтвердил цирюльник Гонгарельо, – тот самый, что и в прошлом году был здесь. С ним опять придет бригадир Фидальго д’Эстремос, который стоял у тебя на квартире, да как я заметил, прогуливался частенько под ручку с твоей милой женушкой Пепитой.
– Фидальго д’Эcтремос? – прошептал Трухильо с гневом.
– Да, красивый мужчина! Я имел честь несколько раз брить его.
– Все, что он говорил тебе, пустяки, ложь! Слышишь? – воскликнул разгневанный муж.
– Да он мне ничего и не говорил, – отвечал спокойно цирюльник.
– Ну, предположим, что наш сосед Трухильо говорит правду, – возразил трактирщик громко. – Что проход войска через наш город всегда сопряжен с беспокойством и неприятностями: солдаты мало того что стоят у нас на квартирах, но и живут за наш счет!
– Правда! Правда! – вскричали многие из торговцев.
– И тех, у кого, к несчастью, окажутся хорошие дома, – продолжал трактирщик, – богатые лавки, гостиницы, наверное, закидают долговыми расписками.
– Но, согласись, мой друг, – заметил Гонгарельо, – нельзя же королю остаться без стражи?
– Можно! – вскричал широкоплечий мужчина с рыжей бородой и диким взглядом, вскочив на тумбу и таким образом обращаясь к толпе. – Никакой стражи не нужно! Наш закон и права противоречат этому!
– Он говорит правду! – закричал трактирщик.
– Так, так, очень хорошо! Громче, громче! – воскликнул портной.
Разговоры, которые в ту минуту слышались в разных направлениях, вдруг смолкли. Тишина воцарилась в толпе, все начали внимательно прислушиваться к речи оратора, который с жаром продолжал:
– Когда покойный наш король Филипп II под предлогом преследования Антонио Переса пришел с вооруженной силой, чтоб уничтожить арагонские фуэросы, он сожалел только о том, что не мог поступить так же с наваррскими; и то, что не посмел сделать Филипп II, хочет исполнить теперь его сын и наследник! Но вы этого не допустите, если вы наваррцы!
– Да, да, мы наваррцы и этого не допустим! – вскричал трактирщик.
– Мы все наваррцы! – воскликнул портной.
– Все! Все! – повторила толпа, не вникнув еще в дело и уже начиная волноваться.
– Что сказано в уставе наших фуэросов?[4] Город должен судиться своим судом и охраняться своими согражданами, и ни один вооруженный иноземец не смеет войти в него! Так ли?
– Правда, правда! – воскликнул трактирщик, который никогда этого не читал.
– Правда! – повторил портной, не зная наверняка.
– Но, позвольте, – осмелился заметить вполголоса