Ее заталкивали в черный «воронок», а она повторяла горячими, невесомыми, летящими губами:
– Поцелуй меня.
Николай плакал, сидя на груде битого красного кирпича, обхватив голову руками, плакал посреди вечера, посреди приморской теплой ночи, и белье билось на ветру морскими яркими флагами, и красными флагами праздников, и белыми флагами, когда сдаются в позорный плен, и черными флагами, накинутыми на зеркала в доме покойника, и губы его шевелились, он слышал, что Софья ему нашептала, и он повторял ей – через земли, крыши, дымы, крики, звон часов, хрипы радио, хрипы пытаемых и казнимых:
– Поцелуй меня. Ну пожалуйста, ну Софья, ну я прошу тебя. Поцелуй меня. Крепко обними. Я с тобой. Ты не бойся. Только ничего не бойся. Я с тобой.
Рыдал, не стесняясь звезд и луны.
Глухо гудел океан за плечами, над затылком
И девочка Маргарита белым ангелом встала, качаясь в ночи, рядом с ним.
И нежно сказала, гладя его облачной рукой по голове, утешая:
– Она с тобой, Коля. И я – с тобой.
палуба СКР-19
август 1942 г.
порт Диксон
неравный бой с немецко-фашистским крейсером «Адмирал Шеер»
Транкова убили
лейтенант Кротов ранен
― Ты куда бежишь, парень?
– Посыльный из штаба морских операций!
– Проводить тебя к помощнику командира?
– Так точно!
Крюков хотел, не по уставу, хлопнуть паренька по плечу. Юный совсем.
Шел впереди, юнга сзади, вытягивая шею, чтобы стать выше.
Все равно рядом с высоченным, длинным Крюковым – шавочкой семенил.
Ночь. Холодное море перекатывает серые валы. Светлая северная ночь обволакивает лица призрачным светом: свечение сердца, свет мелких, далеких и льдистых, звезд в зените. «Посмертные звезды у нас у всех будут красные». Николай шел, широко расставляя ноги. Брючины хлопали на ветру.
Холод, и льды, и жизнь.
Пока еще жизнь.
Разве кто поверит в смерть, пока молодой?
Постучал в каюту. Вошли оба.
Командир, Александр Гидулянов, на катере портовом ушел на мыс Кретчатик – разузнать, где на берег удобнее всего орудия выгрузить. Старший лейтенант Кротов на корабле остался за него.
Кротов сидел за столом, одетый в бушлат. Воротник бушлата поднят до ушей: греется, дышит в воротник, мерзнет. Быстро, бисерно писал. «Письмо», – догадался Крюков. Кротов стыдливо, сердито прикрыл письмо раскрытой книгой, бросил ручку, и со стального пера стекла чернильная капля.
– Разрешите доложить! ― Крюков выпятил грудь.
– Донесение! ― протянул бумагу юнга.
Кротов не прочитал донесение – проглотил. Мгновенно побелел. Николай все понял сразу.
«Это бой, и немец опасен».
– Донесение принято, юнга! Можете идти.
Махнул рукой.
Юнга убежал: его ждал береговой катер.
– Матрос-рулевой,