Я снова сделала для себя пометку на полях – он боится показаться смешным. А как же его насмешки над сослуживцами? Мне всегда казалось, что Виктор Андреевич делает это открыто, без зла, артистично и тонко, и совершенно понятно, что также легко отнесется к хорошим шуткам в свой адрес. Оказывается, нет? Оказывается, показаться смешным для него непозволительно?
А Виктор Андреевич, вспоминая и снова переживая ссору, увлекся и, уже не следя за тем, чтобы казаться благородным, справедливым, достойным в моих глазах, медленно безжалостно и расчетливо, будто взводил курок, подходил к развязке. Разговор окончен, супруга спешит к Виктору Андреевичу и вдруг со всего размаха, со всей неимоверной силы получает хлесткую унизительную пощечину. Удар был такой, что она упала с крыльца магазина, разбила локоть, выронила сумку, а Виктор Андреевич развернулся и, не говоря ни слова, отправился домой.
Я онемела… Я не могла представить женщину, падающую с крыльца от удара собственного мужа на глазах у прохожих, униженную, раздавленную презрением, окутанную и ощупанную любопытными взглядами. О ней подумали все, что подбросила шакалья фантазия. Ей не поверили, как не верят в России любой женщине, избитой мужем, – значит, есть за что. Никто никогда не представил бы, что это достойнейшая, преданнейшая, умнейшая женщина, которая всю свою жизнь положила под ноги ударившему ее человеку.
– За что, Виктор Андреевич? – робко вымолвила я.
– Баба должна понимать, что, если она идет с мужем, неприлично зацепляться на каждом углу и болтать невесть о чем. Баба должна знать, что если она не может сама справиться с домом, то надо уважать интересы и беречь время мужа, который согласился ей помочь. Баба, наконец, должна уметь не приносить работу на дом. Ее дело – семья. Я не собираюсь стирать за нее пеленки, готовить обед и все такое. Это ее долг.
– Какие пеленки, Виктор Андреевич? У Вас ведь дети моего возраста.
Он поднял на меня набрякшие глаза с нависшими верхними веками. Глаза старого сенбернара, но что-то в них было сейчас не собачье.
Мы ушли от дальнейшего обсуждения. Повисла долгая пауза. Виктор Андреевич первым потянулся за бумагами, я восприняла это как сигнал покинуть кабинет и вышла. Весь день прошел для меня будто во сне. Как сквозь вату, я слышала, что сослуживцы обращаются ко мне, что-то спрашивают. Отвечала односложно, работу