– Нет-нет, – говорит тетя Линь своим язвительным голосом. – Мы каждый год копить свой маджонг выигрыш на большой банкет в дорогой ресторан. Больше всего выигрывать твой мать, так что эти деньги в основном его. Мы добавить всего ничего, так что ты можешь ехать Гонконг, сесть поезд Шанхай и увидеть свои сестры. А мы и так уже слишком богатый, слишком толстый. – В доказательство она похлопывает себя по животу.
– Увидеть своих сестер, – машинально повторяю я. Пытаюсь представить себе, что увижу, и эта перспектива меня ужасает. Меня приводит в замешательство еще и другое: тетушки, конечно же, всё придумали про ежегодный банкет, чтобы замаскировать собственное великодушие. И я плачу и смеюсь сквозь слезы, пораженная их преданностью моей маме.
– Ты должна увидеть своих сестер и рассказать им о смерти твоей мамы, – говорит тетя Иннин. – Но главное, ты должна рассказать им о ее жизни. Они должны узнать мать, которой никогда не знали.
– Увидеть сестер, рассказать им о моей маме, – повторяю я кивая. – Что же я им скажу? Что я могу рассказать им о моей маме? Я ничего не знаю. Она была моей мамой.
Тетушки смотрят на меня так, словно я прямо у них на глазах сошла с ума.
– Не знать свой собственный мать?! – с недоумением восклицает тетя Аньмэй. – Как ты можешь такой говорить? Твой мать в твоих костях!
– Скажи им про свои родители. Как они достигать успех, – предлагает тетя Линь.
– Скажи им, что она рассказать тебе, чему она тебя учить. Скажи, что ты знаешь об ее уме, который стать твой, – говорит тетя Иннин. – Твой мать – мудрый женщина.
Я выслушиваю множество других вариаций на тему «Скажи им, скажи им» – каждая тетушка, волнуясь, спешит прибавить что-нибудь свое.
– Какая она добрый.
– Какая умный.
– Как много делать для семья.
– Про ее надежд и что был для нее самый важный.
– Как вкусно она готовить.
– Подумать только, дочь не знать собственный мать!
И тут до меня доходит. Они испуганы. Они видят во мне своих собственных дочерей, не очень-то интересующихся их прошлым и ничего не знающих о надеждах, с которыми их матери ехали в Америку. Дочерей, которым не хватает терпения выслушивать их, когда они говорят по-китайски. Дочерей, считающих своих матерей недалекими, оттого что те изъясняются на ломаном английском. Дочерей, чьи куцые американские мозги не способны понять, что слова «радость» и «удача», если их поставить рядом, превращаются в одно слово. Дочерей, которые вынашивают детей, понятия не имея о переходящей из поколения в поколение надежде.
– Я всё им расскажу, – просто говорю я, и тетушки смотрят на меня с сомнением на лицах.
– Я вспомню о ней всё-всё-всё и расскажу им, – произношу я более уверенно.
И постепенно, одна за другой, они начинают улыбаться и похлопывать меня по руке. Они все еще встревожены, как будто равновесие восстановлено не окончательно. Но в их глазах