– Лев, прекрати, – она наигранно отстранялась и с озорным выражением смотрела на него, и он смотрел на Алёну во все глаза и никак не мог насмотреться, и никак не мог поверить в свое счастье. Она шутила с ним, не понимая, что скоро все это кончится, растрачивая бесценные моменты на всякую мелочь, и лишь Горбовский был серьезен, он почти все вспомнил и понял.
– Мам, смотри! – воскликнул Кирилл, указывая пальцем на небо.
Горбовский знал, что именно сейчас увидит. Он стиснул жену и позвал сына:
– Сынок, иди сюда, скорее.
Теперь Алёна не отстранялась – ей тоже было страшно. Пространство наполнилось глухим рокотом, и прямо над ними возник огромный серо-зеленый вертолет. Зловеще зависнув в воздухе, он создавал порывы ветра, пригибающие траву к земле. С Алены практически срывало сарафан.
– Я боюсь, – прокричала она мужу, и ее крик потонул в грохоте несущего винта.
Вертолет стал снижаться. Горбовский кожей почувствовал, что у него хотят отнять родных, и сознание помутилось от гнева, сердце стало отплясывать, выламывая ребра и зависая в пустоте. Ему впервые было так страшно – он боялся за жизни близких, но точно не за свою.
– Бегите, – крикнул он жене и сыну, толкая их себе за спину. – Бегите со всех ног. Я задержу их.
Тут начиналось самое страшное. Алёна и Кирилл внезапно падали на землю, лица их сковывали гримасы неведомого ужаса, и Горбовский начинал кричать, но не слышал себя из-за проклятого вертолета. Он знал, что сейчас они умрут, и не мог сдержать рыданий, рвущихся из горла.
…Горбовский открыл глаза. Еще несколько секунд он лежал, не двигаясь и не осознавая, что уже выпал из сна и находится в другом месте. События, происходившие несколько мгновений назад, казались гораздо более реалистичными, чем настоящее время. Оцепенение ужаса и отчаяния постепенно стало сходить на нет. Через минуту Горбовский смог разжать кулаки и пошевелить затекшей шеей. Простынь была смята в гармошку от беспокойного сна, одна подушка лежала на полу – видимо, он ворочался, силясь проснуться, но не мог вырваться из тисков коварного подсознательного капкана.
Лев Семенович сел в постели, откинув одеяло, вслепую протянул руку и взял со столика наручные часы. Было обычное время, когда он поднимается на работу. Четкий биологический ритм – отличная вещь, особенно подкрепленная традиционными кошмарами, которые будят именно тогда, когда дальше они уже не могут продолжаться.
В ушах еще стоял грохот лопастей, но он становился все тише и тише, неохотно отступая перед реальностью и позволяя забыться, стряхнуть с плеч тяжелое ощущение неизбежности, неумолимости рока. Горбовский поднялся, раздвинул шторы и приоткрыл окно. Прохладный воздух весеннего утра робко проникал в комнату, еще населенную душными призраками ночных кошмаров. Уже много лет один и тот же сон в различных вариациях, и от этого