– Ваш покорный слуга, мадемуазель! – воскликнул консул Дельман, стараясь как можно чище выговаривать слова, так как знал, что мадемуазель Будденброк не очень-то жалует его за распущенные манеры.
– Мадемуазель Будденброк!
– И вы здесь?
– Как приятно!
– А давно ли?
– Какой прелестный туалет!
– Где вы остановились?
– У Шварцкопфов?
– Как, у старшего лоцмана?
– Оригинальная мысль!
– О да, это необыкновенно оригинально!
– Так вы живете в городе? – переспросил консул Фритше, стараясь ни единым словом не выдать своей досады.
– Надеюсь, вы не откажетесь принять участие в нашем ближайшем празднике? – осведомилась его супруга.
– И надолго вы в Тра́вемюнде? – поинтересовалась другая дама.
– Вам не кажется, моя дорогая, что Будденброки держатся уж слишком аристократично? – шепнула г-жа Хагенштрем сенаторше Меллендорф…
– И вы еще даже не успели искупаться? – полюбопытствовала третья. – Кто еще из девиц не купался сегодня? Марихен, Юльхен, Луисхен? Ваши подруги, конечно, с удовольствием составят вам компанию, мадемуазель Антония…
Несколько молодых девушек вызвались идти с Тони, и Петер Дельман не отказал себе в удовольствии прогуляться с ними по нагретому солнцем песку.
– Помнишь, как мы с тобой ходили в школу? – обратилась Тони к Юльхен Хагенштрем.
– Н-да, и ты еще всегда строила из себя злюку, – снисходительно откликнулась Юльхен.
Они шли по узенькому деревянному настилу, ведущему к купальням, и когда поравнялись с камнями, на одном из которых сидел Мортен с книгой в руках, Тони издали быстро-быстро покивала ему головой.
– С кем это ты здороваешься, Тони? – спросила одна из девушек.
– Это молодой Шварцкопф, – отвечала Тони. – Он проводил меня сюда.
– Сын старшего лоцмана? – переспросила Юльхен, и ее блестящие черные глаза так и впились в Мортена, который довольно меланхолично созерцал эту нарядную компанию.
Тони же громким голосом заявила:
– Как жаль, что здесь нет… ну хотя бы Августа Меллендорфа. В будни на взморье, наверно, отчаянная скука.
Глава восьмая
Так начались для Тони Будденброк эти летние дни, счастливые и быстролетные, каких она еще не знавала в Тра́вемюнде. Ничто больше не угнетало ее, она расцвела, слова и движения ее стали по-прежнему резвы и беззаботны. Консул с удовлетворением смотрел на дочь, когда по воскресным дням приезжал в Тра́вемюнде вместе с Томом и Христианом. В эти дни они обедали за табльдотом, слушали курортный оркестр, сидя за чашкой кофе под тентом кондитерской, смотрели на рулетку в курзале,