– Ты не шибко, Настя, таким не шутят, – заволновались бабы. – Дело вовсе не чих-пых.
Настюха бровью не новела в сторону громкоголосых, знакомо-визгливо заорала на Курдюмчика:
– Оглох, баран не достриженный, ключиком он заигрался! Замерз ить мужик, трясет как лихорадочного, думаешь седне трогаться?
– Вези домой, Настя, – четко и внятно произнес Василий. – Домой хочу… Петьке пообещал.
Глава восьмая
1
Дом походил на сказочный терем, невозможно было представить, то это деревянное чудо создано простыми руками человека. Ленька был ошеломлен, ходил вокруг, замирая на какое-то время, задирал голову на высоченную хоромину, легкую и невесомую, готовую будто вспорхнуть, с резными наличниками и кружевами по карнизу, с высокими окнами, не застекленными пока, и островерхой надстройкой-мезонином – выдумкой мастера, раззадоренного под конец долгой, но вовсе не утомительной для него работы.
Смола выступала в пазах, пахло густо. Ветер гонял по двору мелкую стружку. Отчаянно заливались на крыше старой скворечни скворцы.
Дом был в пять комнат, с крыльцом, под которым вход в полуподвальное помещение, оборудованное под мастерскую во весь рост, чего сроду в деревне не делали. На верстаке огромная голова деревянного петуха.
Один глаз вроде бы косил, и Ленька, поставив фигурку, отошел, чтобы рассмотреть повнимательней.
Косил, точно. Он решительно взялся за стамеску и услыхал за спиной знакомые тяжелые шаги.
Не оборачиваясь, басовито упрекнул:
– Глаз-то… Че же совсем?
– Дак, с каково боку глянуть… А так – што скажешь?
Савелий Игнатьевич переставил петуха на свой лад, слегка завалил на хвост.
– Так и ставить?
– В том хитрость.
– Ну, даешь!.. А хорошо. Неожиданно.
– А ты плохо, што – неожиданно, без предупрежденья. Хотя ждали, конешно.
– Брось! Наоборот – приехал и приехал.
– Ну ладно, если наоборот. Когда схотелось, тогда приехал. Пошли смотрины устраивать, пока матери нет. Прибежит – не успем осмотреться.
Самодовольный, с выпирающей грудью, отчим шел впереди из комнаты в комнату. Скакал по лагам, где не было еще полов, осторожно раскрывал некрашеные двустворчатые двери под стекло в верхних шибках.
– Вот. На два окна в палисадник. Тебе – решено всем советом. Штоб на вырост семейный – поди, будет когда-то семья, а ты – будущий голова. Здесь, тебе!
Не желая домогаться похвалы в свой адрес, вернувшись в прихожую, самую вместительную, с лесенкой на второй этаж, в мансарду, Савелий Игнатьевич потоптался на широких плахах, развел руками:
– Так отчебучили.
И словно не было у них расставания, будто не уезжал никуда один из них, точно не было того разорения, которое по-прежнему