– Беги… Петя, я вытерплю…
– Молчи, пока в крови не захлебнулся, молчи, я еще попробую.
– Не копайся, скорее… Ничего не выйдет…
– Потерпишь? Можешь потерпеть, если я побегу? – Петька отбросил вилы, которыми ковырял дерн. – Ты дыши ровнее, грудью не сильно дыши, слышишь, хрипит…
Василий закрыл глаза в знак того, что понимает Петьку, слышит, одобряет его советы.
Пилорамщики оказались на месте и не заставили себя ждать. Прибежали с вагами, всунули бревешки меж стенкой траншеи и трактором, навалились.
– Каши мало ели, – гуднул Бубнов. – Она – маленький жук, но махина… Сыро, нет хорошей опоры! Петька, мчись на ферму – и бабы могут помочь.
Высыпала вся ферма.
Вечер был тихий и особенно светлый. Вытаянная соломка золотилась на дороге, на обочине траншеи. Таинственно и загадочно мерцал изноздреваченный снег.
Варвара, стискивая шею, шептала едва слышно:
– Вася! Вася! Вася!
Симаков заметил Варвару, нашел в себе силы улыбнуться, и она без раздумий впустила в себя его виноватящуюся будто улыбку-извинение, и что-то случилось такое, бездумно бросив к Василию.
Бубнов заступил дорогу, сказал угрожающе:
– Сопли утри, ему только нюней твоих не хватало. – Нахохленный и суровый, горласто распорядился: – Всем на ваги! Навались, бабы, на вас надёжда!
Выждав, когда бабы возьмутся за жердины-бревешки, переставив кое-кого по-своему усмотрению, скомандовал:
– Разом на «три»!.. Дружно, пошли… Венька, Семен, не зевай, суй ваги глубже. Раз! Раз!.. Да мать вашу, не раскачивай взад-вперед, там живое лежит, не чурка безглазая! Еще, на раз!
Трактор откачнулся, повалился на другой бок, его удержали, подставив бревешки и столбики. Бабы волокли Симакова из-под трактора. Положили на солому.
– Доигрался, пьянчужка такой! – ругались от бессилия. – Зальют шары и носятся по деревне на своих драндулетах.
– Не выдумывай-ка, в обед он рази, выпившим был? И ни в одном глазу, будто не видно.
– В обе-е-ед! То в обед, а то вечером, долго с катушек слететь.
Симаков открыл глаза, вдохнув глубоко, застонал.
– Грудь помята, должно быть.
– Ее телегой прижало – трактор.
– Надо же, столь отвалилось! На целый метр ухнуло!
Примчавшийся Андриан Изотович опустился на колени, спросил:
– Ну, Василий, дышишь, живой?
Симаков открыл и закрыл глаза, сказал одними губами:
– Вроде живой, ног только не слышу. Она, язва… поплыла ни с того ни с сего.
Примчался Курдюмчик на машине, и Нюрка в кузове, похожая на ведьму.
Сиганула через борт, сверкнув толстыми голыми ляшками, пала Симакову на грудь:
– Ой,