– «Гринь»…, слышь Вась, а может на прямую?
– А может и на прямую.
– Короче, ты хлестанулся, «Усатый», ты и тяни, не вытянешь, раздавлю фуфлогона!
– Да чо хлестанулся…, ну хлестанулся…, да ладно пацан сказал – пацан сделал… Гринь, ты это…, пришли грев то – пацанам бы раскумариться, а им перед этим «Солдатом» поправить здоровьишко надо… – Гусятинский залез в карман, вынул пачку зеленых, начал отсчитывать, потом плюнул и швырнул в Юрка:
– Два дня на все про все. Будут проблемы, сразу ко мне… И не керосинь, а ладненько делай… – Наркоман, с греющими его липкую душу купюрами, проскользнул в проем двери:
– Без базара, «Се-ве-рны-ы-й»!..
…Нагнав уже садившегося в автомобиль «лианозовского» авторитета, Григорий отчетливо произнес:
– Не дай Бог кто узнает что и я в этом замесе… Да…, и еще: что бы ни с «Солдата», ни с его жены и ваааще…, ни с кого из родственников, ни волоска не упало!
Да чо ты за него так печешься, родственник че-личе… Ладно…, ладушки будет тебе «Солдат» на подносе сеерееебряннооом… – Колонки грохнули «Ветер северный», на что Гриша улыбнулся – «Усатый» его еще никогда не подводил и был предан как пес, понятное дело, пока «ловешками» грели, и «дольку» выделяли. Оба знали, что им нужно друг от друга, и оба знали, что хорошо это не закончится!
Выбор
«Выбор есть всегда, но иногда он ставится между невозможным и неприемлемым. Первый – убивает тело; второй – душу…»
Итак, я сделал выбор! Находясь же перед этим на перепутье, взвешивая все «за» и «против», исходил прежде всего из опыта, приобретенного за всю свою жизнь, пока еще не длинную и не особо испещренную сложностями, противостояниями и столкновениями с течениями, которые обычному человеку на его жизненном пути не встречаются, а если и попадаются, то мелькая как деревья в окне купе, мчащегося поезда… – просто мелькают. Отталкиваясь от своего мировоззрения и своих принципов, я предполагал, что и другие ориентируются, «плюс-минус», так же, но в нормальных человеческих рамках. Слыша о чем-то жестоком и даже жутком, мы, поначалу, примеряем это на себя, но затем быстро отбрасываем, убеждая свой разум, что пришли в этот мир не за тем, чтобы стать неудачником или, еще хуже, по своей глупости жертвой.
Я предполагал все что угодно, кроме того, на что, как казалось, сам способен не был. По своей наивной самоуверенной я скрыл основные составляющие проблем от отца и тестя. Не понимая полной меры опасности (хотя кто же знает полную картину настоящего и кто может предугадать сложное хитросплетение грядущих последствий), они тоже предлагали полумеры и настояли