В силу этого представляется, что точнее говорить о степени независимости (зависимости) суда. Такой подход и более прагматичен, поскольку позволяет сосредоточить внимание на тех конкретных обстоятельствах, которые ставят определенные пределы независимости суда и могут препятствовать реализации его социального назначения.
Во-вторых, критерии, с помощью которых могла бы быть определена степень независимости суда, достаточно ограничены, а во многом и субъективны. Непосредственно доступна исследователю только законодательно-нормативная модель организации и функционирования судебной системы. Дефекты этой модели, ущемляющие (или создающие такую опасность) независимость суда, обычно и являются предметом теоретического анализа. Для изучения того, как эта модель претворяется в жизнь, необходимы сложные и трудоемкие социологические исследования, предполагающие решение таких вопросов, как поиск эмпирических индикаторов независимости, а также факторов, влияющих на изменение их значения и т. п. Необходимо также формализовать (т. е. сделать доступным для количественной оценки) и желаемое состояние судебной системы, определить степень отклонения от него. Реальность такого исследования, учитывая ресурсную необеспеченность и недостаточный уровень развития отечественной социологии в целом и социологии права в частности, представляется более чем сомнительной.
Но даже если бы такого рода исследования были проведены, их результаты вряд ли могут изменить существующий в общественном сознании имидж суда, в том числе и степень его независимости. В связи с этим нельзя не упомянуть о различных условиях в конкретных странах в периоды зарождения судебной власти.
«Ко времени французской революции, – пишет А. Шайо, – судьи представляли собой ненавистную социальную группу. И хотя они становились все более независимыми от представителей других ветвей власти (по мнению многих слишком независимыми), это не пошло на пользу правосудию. Независимость судей использовали для повышения тарифов их продажности и тем самым еще более усиливали и без того большую неразбериху в праве.
Что же касается английской традиции, то здесь судьи играли иную роль. Судейские места нельзя было купить, судьями становились либо граждане, непосредственно пользовавшиеся общим уважением (мировые судьи, присяжные), либо бывшие адвокаты, завоевавшие признание коллег. Англосаксонская правовая концепция с полным основанием считала суд противовесом исполнительной власти»9.
В России до реформ 1864 г. независимость суда не провозглашалась даже на декларативном уровне. «Одни и те же органы государства выполняли одновременно административные и судебные функции. Смешение полицейской и судебной власти, элементы розыскного процесса (например, требования канцелярской тайны) были привнесены не только в уголовный, но и в гражданский