Тоска истекает, как с белого гуся вода,
В которой закаты кровавят восходы мечтаний,
И с каждым рассветом, была, не была ли беда,
Надежда и вера с любовью пускаются в танец.
Ревущие сороковые (Анатолий Болгов)
http://www.chitalnya.ru/work/1380762/
«Есть люди, созданные для моря. Влюбленными глазами они готовы бесконечно смотреть друг на друга».
Огибая мыс Горн
Или Доброй Надежды,
Континенты любви и немыслимых вер,
Принимаю укор
Мудреца и невежды,
Как призыв покорить время огненных сфер.
Я смотрю в небеса,
В их ветра вековые,
У ревущих широт нет насиженных мест.
Тучи в зоне глиссад,
И мечты роковые
Тянут яхту на дно, а меня в Южный Крест.
Словно сорок сорок
Растревожена Морзе,
Стаи точек-тире о спасенье кричат.
Сердце, бедный игрок,
Окровавлено в морсе,
Где буянит испуг в неразумных речах.
О, рычащие днём
И поющие ночью
Голоса парусов, с вами в бездну лететь.
Широту ль подогнём,
Долготу раскурочим,
Но не выпрыгнуть нам из тревожных сетей.
Ровно сто сороков,
А не сорок пророчеств,
Облекают судьбу в многоярусный вой,
В ней и неба раскол,
И стремительный росчерк
По волнению звёзд над моей головой.
Велика ли, мала
Игромания смерти,
Но любой человек жаждет жизни сполна,
А любовь есть хвала
Божества на мольберте,
Где вселенским мазком нависает волна.
Реквием дождя (Анатолий Болгов)
http://www.chitalnya.ru/work/1355872/
О, реквием дождливой непогоды,
Торжественность рождения кончины
На трауре дряхлеющих основ.
Иду во тьму по суше и по водам,
Рублю сады, лущу из них лучины
И освещаю тайну вещих снов.
Моим словам, что выросли из вёсен,
Дано веленьем силы междометий
Комками крика биться по тоске,
Но то биенье воздуха у дёсен
Даёт увидеть пламя в тусклой меди
И золото в обычнейшем песке.
Итог известен в мире повторений,
На череде расколов и смешений –
Ученье свет, но там виднее смог:
Законы жизни в постоянстве трений
И в этом смысл божественных решений,
Которые мой дух познать не смог.
О, реквием в устое совершенства,
Дающий благо для моих успений
И стелющий для тела тёплый мох,
В последний час даруй мне голос женский,
За ним дудука ангельское пенье,
Потом последний во вселенной вздох.
Да, я грущу и, мучимый стихами,
Касаюсь букв, их бурных омовений,
В