Специфика функционирования присутственных мест обусловливала криминализацию оскорблений, совершаемых лишь во время заседаний этих учреждений в специальном помещении – камере. К обустройству камеры предъявлялся ряд требований. Так, на столе в присутственной комнате должно было находиться зерцало[361], на которое наклеивались печатные экземпляры указов от 17 апреля 1722 г. «О хранении прав гражданских», от 21 января 1724 г. «О поступках в судебных местах» и от 22 января 1724 г. «О государственных уставах».
К камере присутственного места на время рассмотрения судебных дел приравнивалась комната судебных заседаний мирового судьи, хотя надо сказать, что она ни по размерам, ни по обустройству ей не соответствовала. В то же время кабинет судебного следователя, в котором производились следственные действия, таковым не признавался.
Согласно закону преступление выражалось в неуважении к присутственному месту или размещении оскорбительных выражений в официальной бумаге, адресованной данному учреждению. В теории и на практике неуважением признавались различные действия, в том числе препятствующие проведению заседания и нарушающие порядок его производства. Например, Кисляков был признан виновным в том, что он, явившись в нетрезвом состоянии к мировому судье, ходил по камере, говорил не относящиеся к делу вещи, читал стихи и т. д.[362]
«Самовольное взятие частным лицом со стола суда бумаг и удержание их у себя, несмотря на требование суда, составляет оказание действием явного к суду неуважения…»[363]. Во время рассмотрения дела волостным судом Пожаров самовольно взял со стола официальные бумаги, чем нарушил нормальный ход судебного заседания. Несмотря на неоднократные требования суда, он продолжал удерживать их у себя вплоть до принятия к нему принудительных мер[364].
П. Н. Малянтович и Н. К. Муравьев полагали, что под иные действия, оскорбляющие присутствие, подпадали и различные виды психического принуждения. В этой связи авторы в качестве примера приводили дело, рассмотренное С.-Петербургским окружным судом. Согласно приговору, путем психического насилия виновные побудили судей прекратить процесс. Мотивируя квалификацию содеянного по ст. 282 Уложения о наказаниях (имеется в виду редакция 1885 г. – Авт.), суд указал, что подсудимые, заставляя членов судебного ведомства действовать вопреки своему долгу, не могли не осознавать, что тем самым они оказывают им явное неуважение[365].
Не соглашаясь с такой оценкой действий виновных лиц, С. А. Цветков пишет: