– …Иллюминатор Луны вплывает в астрал… – стала читать наизусть королевка. – Кто ты – надмирный сумрачный адмирал? Я ничего уже тебе не отдам. Ты постепенно все вокруг отбирал, Чтобы мне стало пусто здесь уже, а не там. – Тошка помолчала, потом сказала: – Как она несчастна в этом стихотворении. Потрясающее обращение к богу: «надмирный сумрачный адмирал».
– Не знаю, что это такое – быть несчастным. – Плечо у него затекло, но он не хотел ее беспокоить. – Может быть, в личной жизни она и не очень счастлива, но зато с таким поэтическим даром разве можно чувствовать себя в чем-то обделенной? «Иллюминатор Луны…» Какой мощный образ!
– Ну ладно, а одиночество, страдания, неприятности, болезни? Они исключают счастье.
– Эпикур говорил – человек может быть счастлив даже на дыбе. А Иисус на кресте? Да, Он страдал, но во имя… Разве Он был несчастлив? – Марат ощущал ясность своих объяснений, осознавал, что они не просто понимание. Они – убеждения. – Понимаешь, это как синее небо. Мы ведь знаем, что оно всегда синее, в любую погоду… Так и счастье: безоблачным не бывает, но оно есть всегда.
– Вот и будь счастлив. А враги и недруги твои, желающие тебе неудач, зла, те, кто тебя предал, – их жалеть надо, а не сердиться и недоумевать: почему так поступают? Это, как правило, обделенные, несчастные люди, – не успокаивалась Тошка, – а чувство раздражения, зависти, мести в конце концов, – они как сигналы о неполадках. Напротив, душевно здоровый человек лишен этих качеств.
– Помнишь, у императора Александра I: «Надо мстить лишь воздавая добром». Здорово сказано. И заметь, это не толстовство какое-то. Это великодушие. А великодушие – удел сильного. Но не так-то просто воспитать в себе такое отношение.
– А еще счастье – это память о каком-то счастье, – продолжала королевка. – Помнить маму, отца, родных и друзей…
И сразу стала рассказывать, как ее, маленькую, отец впервые взял в лес за грибами.
– Больше прочих отец ценил рыжики, называл их «царскими грибами». Их не нужно вымачивать, посолил и ешь. Повел меня вдоль кромки леса, по окраинам полян, где растут рыжики. А они по цвету сливаются с зелено-желтоватой травой. От вида залитой солнцем поляны, простора, близости устрашающего сказочного темного бора поначалу вовсе не обнаруживаю грибов, напрасно бегая по поляне. Ну, а когда в дремучий ельник зашли за белыми груздями – недоумеваю: где грузди? Одна черная земля видна. А отец ковырнет палочкой слежавшийся слой листвы, приподнимет осторожно, а под ней – чистенькие белоснежные грузди! Какое счастье – помнить это! Зимой по вечерам помогала отцу дратву делать, крученую нить. На дверную ручку натянет нитки, а я бегаю как челнок, с варом – куском свиного сала со шкуркой и натираю… Отец многому учил, например черпачки из бересты делать. Идем с сенокоса мимо родника. Отец срежет небольшой прямоугольный кусок березовой коры, свернет воронкой и, расщепив слегка прутик, соединит края, как скрепкой. Можно прямо с мостика наклониться и зачерпнуть