– Марк! – донесся ко мне спасительный крик.
Туман стал расходиться, пальцы мои, державшие яблоко, вдруг ощутили, какое оно гладкое, нежное – и, казалось, совершенно без моей воли положили его перед испуганной девочкой.
– Прости, маленькая! – пробормотал я.
Нина, тоже извинившись перед всеми, потянула меня в палату, уложила в постель и села рядом.
Мы молчали.
– Скажи, – наконец, спросил я отчаянии, – что со мной?
А она все гладила мои холодные руки. Потом опомнилась:
– У нас гости.
Я увидел на пороге странного человека. Поколебавшись, он стал медленно приближаться – рыжий, низкорослый увалень, чья физиономия напоминала окорок, с которого резали мясо для шуармы.
– Марк!
– Иоси! – ахнул я.
Мы обнялись. Он несмело прикоснулся к моей голове, сжал плечо, щеки его были влажны, мои тоже.
– Меня только недавно перевели в Тель Ашомер для пластики лица, – сказал Иоси. – А сначала поместили в иерусалимскую Адасу лечить глаза. Я почти ничего не видел. Там и нашли меня ребята – самал и Шломо, рассказали, что были у тебя, но ты совсем плох, никого не узнаешь.
Нина, воспользовавшись паузой, проговорила:
– Мне нужно на работу.
Бесстрашно глянув на гостя, кивнула ему:
– Марк рассказывал о вас. Выздоравливайте! – и мне: – Я приду вечером.
Иоси печально смотрел ей вслед:
– Красивая у тебя жена. И чуткая: очень старалась не замечать мое уродство. Обычно я вызываю у женщин суеверный страх.
Мне не хотелось продолжать эту тему.
– Ничего, сейчас медицина делает чудеса, – обнадежил я его, удивляясь самому себе. – Будешь как новенький.
– Бэ эзрат ашем!
– Так-так… Я всегда подозревал, что ты тайно верующий. А кипа?
– Я не ношу ее. Признаюсь тебе одному: стыдно. Кипа, цицит стали чуть ли не символом обмана и лицемерия.
– И как это вяжется с твоим “капойре”?
– Понимаешь, простить можно маленьких бедных людей, которые грешат, чтобы выжить. Но не тех, кто, постигнув всю премудрость Торы, обманывают, крадут!
Я не унимался:
– Но разве не тот же твой Бог сотворил их такими?
Он склонился ко мне, словно собираясь открыть самое сокровенное, и я увидел, что огонь, опаливший лицо Иоси, как бы облагородил его: сжег то мелкое, жалкое, что было в нем когда-то:
– Я много думал об этом. Может быть, в начале времен Он хотел создать разумное существо, чтобы разделить с ним свое одиночество. Но первый человек, потом его потомки испугались могущества своего создателя и стали рабски хвалить его деяния, не возражая, не пытаясь предложить что-либо другое, пока Бог не решил, что это именно то, что нужно людям… Но так не будет вечно. Никто не знает этого лучше, чем люди простые и искренне верующие. Я слышу, как они тайно возмущаются жадностью и непорядочностью