За эти четыре года, проведенные в Серебряных Прудах, в нашем «стандартном» доме были две смерти, и оба раза умирали молодые. Первым погиб мальчик Петя. Ему было 15 лет, и как-то в апреле, в теплую погоду, он немного полежал на земле. Этого оказалось достаточно: у парня начался туберкулезный менингит, который не сразу удалось распознать. Эта болезнь часто скрывается под другими личинами и может до какого-то времени принимать, например, облик брюшного тифа – болезнь серьезная, но редко бывает смертельной. Но даже если бы распознали вовремя и начали лечить, надежда на выздоровление была призрачна: до начала использования стрептомицина туберкулезный менингит излечивался крайне редко.
Причиной другой смерти был банальный подпольный аборт. На первом этаже нашего дома жила семья: молодой офицер, его жена и два их сына 4-х и 2-х лет. Эти мальчики всегда играли вместе и держались обособленно от прочей детворы, а их мать – миловидная женщина – к вечеру часто выходила из дома в ожидании возвращения своего мужа со службы. По-видимому, она не очень была загружена домашними делами, а прочих у нее не было. Так вот, какая-то малограмотная баба сделала ей аборт, ибо аборты были официально запрещены. И женщина истекла кровью. Она не сразу обратилась за помощью, и медицина оказалась бессильной.
Ради собственного прокорма и чтобы жить было нескучно, мы держали скотину. Впрочем, в те годы это было всеобщим увлечением. За нашим домом был сарай, разделенный на клети. Воспользовавшись этим, в свою клеть мы как-то пустили жить купленную матерью корову, а она за свое проживание платила нам молоком. Как теперь говорят, это было взаимовыгодное сотрудничество. Корова была бурого цвета и дважды за свое прожитье платила нам еще и телятами. Каждый раз это случалось на исходе зимы, и малый несмышленый теленок, чтобы не замерзнуть в сарае, помещался в нашей комнате, справа от входа в нее. Нас становилось четверо в одной берлоге, и жить было еще веселее. Впрочем, это продолжалось где-то с месяц, после чего мать сдавала теленка государству. А там мы уже не несли за него ответственности перед нашей коровой, которую мать каждое утро перед работой выводила из сарая, чтобы присоединить к общему стаду. Вечером же пастух возвращал ее хозяевам.
Мы также держали кур и поросенка, причем все наши поросята, как на подбор, были Васьками. К этому изобилию живности время от времени присоединялись приезжавшие к нам погостить московские наши родственники, а сеновал сарая объединял в одну семью московских же знакомых