Вацлав поднялся, поцеловал Глорию в лоб, шепнул:
– Лублу тэбья, дэвочка мойя. Я помогу тебе уехать. Только обещай ничего не делать без моего ведома. Мы союзники. Да?
– Хорошо, – проговорила она, не совсем понимая, что все это значит.
Вацлав откинул полог, крикнул что-то в темноту, сгустившуюся над землей. В ответ раздался звонкий женский смех и приглушенный мужской. Заиграли тимары. Островитяне запели свою любимую песню.
– Эту ночь мы проведем все вместе: ты, я, Олла и Маури. Таков обычай, – сказал Вацлав, отодвинув ширму, за которой находилась громадная деревянная кровать, накрытая пестрыми тканями.
– Сегодня ты будешь спать в моих объятиях, а завтра… – Вацлав улыбнулся. – Завтра ты сама решишь, что делать: уезжать или остаться.
– Я должна уехать, – сказала она решительно.
Он сделал вид, что не расслышал ее слов. Еалантно поклонился:
– Пше прошу, пани, – указал Глории ее место на огромном ложе и вышел.
Глория присела на край кровати, обхватила себя за плечи, чтобы унять дрожь.
– Неужели, все, что он мне рассказал, правда? Нет, в это трудно поверить. Все слишком неправдоподобно. Слишком.
Она поднялась, подошла к столику, на котором лежала дощечка с именем Гелены. Взяла ее в руки, поводила пальцами по ровным буквам, улыбнулась:
– Моя прабабушка не только виртуозно играла на рояле, но еще и увлекалась резьбой по дереву, – положила дощечку на место. – Мама была права, вы, пан Крайновский, первостепенный аферист. Вы так ловко расставили капканы, что не угодить в них было невозможно.
Глория легла, накрылась с головой одеялом, задремала. Сквозь сон она услышала, как в хижину вошли люди. Их было не менее десяти человек. Они негромко переговаривались, посмеивались, повторяли: «Пани, пани, пани», укладываясь в кровать.
– Пани, пани, – шептала Олла, позвякивая браслетами. – Кто твоя пани, Вацлав?
– Ты, Олла, ты, – отвечал он нежным голосом. – Ты моя единственная любовь. Та – пани, а она – Глория.
– У нее красивое имя. Назовем так нашу дочь?
– Обязательно, любовь моя.
– Если родится Глория, ты будешь любить ее больше, чем меня. Все мужчины любят своих дочерей, а пани – своих сыновей. Давай назовем сына Рикардо.
– Обязательно назовем, – прошептал он, поцеловал ее в лоб. – Доброй ночи, Олла.
Она прильнула к нему, зашептала что-то на своем языке. Он рассмеялся, повернулся к Глории, уткнулся лицом в ее волосы, выдохнул:
– Я скучал по тебе.
Глория сжала губы. Приказала себе не верить ни единому его слову. Ни